Игрок - [94]

Бесстыдные листовки появлялись ежедневно, и теперь ни регент, ни Лоу не могли бы пройти по улицам, не рискуя подвергнуться оскорблениям или даже нападению.

Наконец, в начале осени наступил день, когда после особенно враждебной демонстрации против регента во время представления в опере, мистер Лоу признал себя побежденным, а игру проигранной, и сказал об этом брату.

— Я не только признаю свое поражение, но признавая его сейчас, оказываю последнюю услугу регенту. Я должен так поступить, поскольку он всегда поддерживал меня во всех начинаниях.

Уильям Лоу был очень опечален и промолчал. Да он и не имел никакого желания спорить с братом, поскольку испытывал почти облегчение от такого решения, видя, как развиваются события.

В последний раз лаэрд Лауристонский отправился к регенту и нашел его беседующим с Дюбуа.

— А, барон, — приветствовал его Его Высочество. — А я как раз собирался послать за вами. Вы слышали, что случилось сегодня вечером в опере? Меня оскорбляло уже не какое-то простонародье, а благородные люди, моя последняя опора в этом кризисе.

— Это и привело меня к вам, монсеньер, — мистер Лоу говорил подобающим случаю торжественным тоном. — Вашему Высочеству нужен мальчик для битья, так сказать, козел отпущения. Только в этом качестве теперь я могу быть вам полезен.

— Что? — Его Высочество был ошарашен.

— Я здесь, Ваше Высочество, чтобы просить отставки с поста генерального контролера.

— Значит, вы все-таки испугались?

На продолговатом, благородном лице шотландца появилась грустная улыбка.

— Нет, монсеньер, я не испугался. Я понял, что такой выход будет лучшим для вас. Ваше Высочество должно будет объявить, что увольняет меня.

— Понятно. Я должен буду бросить вас на съедение львам.

— Такая мера получит всеобщее одобрение и даст выход общественному гневу, который пронесется, таким образом, мимо вашей головы.

— И попадет в вашу, барон. Я не такой человек, как вы думаете. И я не принимаю вашу отставку.

— Позвольте мне заметить, монсеньер, что в высших интересах ваша обязанность все-таки заключается в том, чтобы ее принять, также как моя была в том, чтобы ее просить.

— Позвольте и мне заметить, господин барон, что мне не следует объяснять мои обязанности.

Мистер Лоу тем не менее продолжил их объяснение:

— Ваше Высочество олицетворяет Францию. Я же только себя, и со мной можно не считаться. Как только вы уволите меня, как источника всех бед, наступит некоторое успокоение. Потом начнется реакция, и у вас появится возможность провести тот план, который я подготовил. Я думаю, что другие, кого назначит Совет, будут способны восстановить порядок.

Регент грустно размышлял:

— Черт побери, вы, значит, отводите мне роль труса. Вся вина падет на вас, а я спрячусь за вами. Вот суть вашего предложения. Eh bien, мне это не нравится. Ответственность лежит на нас обоих.

— Не совсем так, монсеньер. Воплощение в жизнь моей системы лежало только на мне. Я виноват в двух ошибках. Во-первых, я не защитил акции компании от их скупки спекулянтами до того, как это успели сделать государственные кредиторы, которым эти акции и предназначались. Во-вторых, я не предвидел такую страшную жажду наживы, которую проявили спекулянты. Но избеги я этих двух или еще каких-то ошибок, возможно, судьба все равно бы привела к подобному концу сейчас. Но со временем, и я в это твердо верю, использование богатств Луизианы станет основой могущества Франции.

Регент взглянул на Дюбуа.

— Могу я поступить так, как он мне советует, и сохранить к себе самоуважение?

По узкому лицу архиепископа пробежала судорога.

— Я могу сказать вам, Ваше Высочество, что вы не имеете выбора. Господин Ла вручил вам меч, что с его стороны было в высшей степени благородно, и этот меч может разрубить гордиев узел, который сейчас перед нами. Он правильно указал, монсеньер, что в этом заключается ваш долг перед Францией.

— Значит, вы тоже считаете, что я должен спасти свое положение за счет барона! Parbleu, как хорошо быть принцем. Ну хорошо, а барон? Что станет с ним, архиепископ? Вряд ли общественный гнев, обрушившись на него, сохранит ему жизнь.

— Не беспокойтесь, монсеньер. Я не буду ожидать этого здесь. Здесь останется мой брат, на которого, осмелюсь надеяться, гнев не падет. Он будет, если Ваше Высочество посчитает это возможным, вести дела Банка, — он остановился. Посмотрел на регента, который уныло наморщил лоб. Потом продолжил: — Мне остается добавить, Ваше Высочество, поскольку негодяи могут обвинить меня после моего исчезновения, что я нажился на беде страны, что, несмотря на возможности для обогащения, каких, наверное, не имел ни один человек на земле, я не вывез из Франции ни одного луидора. Запасы золота в Банке докажут вам это. Все мое состояние, которое я приобрел здесь, не считая земель в Германде, составляет около десяти миллионов ливров. Их я оставляю.

— Что вы, что вы! — запротестовал регент. — В этом нет никакой необходимости, дорогой Ла.

— В этом есть необходимость, Ваше Высочество. Это необходимо для моей чести. Я оставляю деньга, чтобы защитить себя от клеветы.

Регент печально опустил голову. Наступило молчание.