Игрок - [21]

Гурдже выпрямился, покачивая головой.

— Это невозможно. Другие автономники…

— Они слабенькие простачки, Гурдже, — гнул свое Маврин-Скел. — Они ничего не стоят. Верьте мне. Разве что другая машина ОО? Но здесь определенно нет таких. Автономник из Контакта? Маловероятно… Здесь только шайка этих устаревших железяк. Я могу узнать, куда девушка поместила все свои бусинки. Все до последней!

— Все и не нужны, — сказал Гурдже, взмахнув рукой с растерянным видом.

— Ну вот, это еще и лучше! Позвольте мне это сделать! Чтобы доказать вам! И себе самому!

— Вы говорите о мошенничестве, Маврин-Скел, — сказал Гурдже, оглядывая площадку.

Поблизости никого не было. С того места, где он стоял, не были видны ни бумажные фонарики, ни каменные крючки, на которых они висели.

— Вы так или иначе выиграете. Так какая разница?

— Это тем не менее будет мошенничеством.

— Вы сами сказали, тут все дело в удаче. Вы выиграли…

— Еще нет.

— Почти наверняка. Тысяча к одному.

— Пожалуй, вероятность моей победы еще выше, — согласился Гурдже.

— Значит, игра закончена. Девушка не может проиграть больше, чем уже проиграла. Пусть же она станет частью игры, которая войдет в историю. Подарите ей это!

— Это, — сказал Гурдже, ударяя ладонью о каменные перила, — все равно, — (еще один удар), — будет, — (удар), — мошенничество!

— Не кричите вы так, — пробормотал Маврин-Скел. Он чуть отпрянул и говорил так тихо, что Гурдже приходилось наклоняться над перилами, чтобы услышать его. — Повезет не повезет, вот в чем все дело. Если мастерство вас покинуло, приходится полагаться на везение. Мне не повезло — моя физиономия не устроила Контакт, вам повезло — вы стали великим игроком, вам повезло, что сегодня вы здесь. Никто из нас не был спланирован со стопроцентной уверенностью, Жерно Гурдже; вы формировались под воздействием ваших генов, а генотип вашей матери исключил вероятность того, что вы станете калекой или умственно отсталым. Все остальное — дело случая. Меня создали, дав мне свободу быть таким, какой я есть. Если в ходе реализации общего плана и этой конкретной случайности было произведено на свет то, что большинство — заметьте: большинство, не все — в одном из комитетов ОО признало не отвечающим их потребностям, то разве это моя вина? Разве моя?

— Нет, — вздохнул Гурдже, опустив глаза.

— Ах, Гурдже, в Культуре все так замечательно — никто не голодает, никто не умирает от болезней или природных катастроф, никто и ничто не эксплуатируется, но и здесь остаются везение и невезение, сердечная боль и радость, случай, благоприятные и неблагоприятные обстоятельства.

Автономник висел над бездной и просыпающейся долиной. Гурдже видел, как над орбиталищем занимается рассвет, возникая из-за кромки мира.

— Воспользуйтесь своей удачей, Гурдже. Примите то, что я вам предлагаю. Давайте хоть раз сами будем ковать себе удачу. Вы и так знаете, что вы в Культуре один из лучших. Я не пытаюсь польстить вам, вы это знаете. Но эта победа принесет вам бессмертную славу.

— Если это возможно… — начал Гурдже, но тут же погрузился в молчание.

Он сжал челюсти. Автономник видел, что человек пытается совладать с собой так же, как он делал это на ступеньках, ведущих к дому Хаффлиса, семь часов назад.

— А если невозможно, то, по крайней мере, имейте мужество узнать, — сказал Маврин-Скел с какой-то умоляющей ноткой в голосе.

Человек поднял глаза на ясные сине-розовые краски рассвета. Взъерошенная, туманистая долина была похожа на огромную неприбранную кровать.

— Вы с ума сошли, автономник. Вы не сможете это сделать.

— Я знаю, что могу, а чего не могу, Жерно Гурдже, — сказал автономник и снова подался назад, замер в воздухе, разглядывая человека.

Гурдже вспомнил утро предыдущего дня в поезде — прилив того захватывающего страха. Теперь это казалось ему чем-то вроде предзнаменования.

Удача, простое везение.

Он знал, что автономник прав. Он знал, что машина не права, но в то же время и права. От него, Гурдже, зависело дать оценку.

Он склонился над перилами. Что-то во внутреннем кармане уперлось в грудь. Он залез в карман и вытащил оттуда пластину скрытой фигуры, взятую на память после той катастрофичной игры в «одержание». Он несколько раз перевернул пластину в руке, посмотрел на автономника и вдруг почувствовал себя глубоким стариком и неоперившимся птенцом одновременно.

— Если что-то, — медленно проговорил он, — пойдет не так, если вас поймают за руку, то мне конец. Я покончу с собой. Смерть мозга — полная и окончательная. Ничего не останется.

— Все пойдет как надо. Для меня нет ничего проще узнать, что там внутри этих шариков.

— Но если вас все же поймают за руку? Что, если где-то здесь есть автономник ОО или если за нами наблюдает Узел?

Несколько мгновений автономник молчал.

— Если так, они уже все равно заметили. Дело сделано.

Гурдже открыл было рот, собираясь заговорить, но автономник быстро подплыл вплотную к нему и спокойно продолжил:

— Ради меня, Гурдже, ради моего душевного спокойствия. Я тоже хотел знать. Я давно вернулся, я наблюдал за игрой на протяжении последних пяти часов, я был просто заворожен. Я не мог противиться желанию выяснить, возможно ли это… Откровенно говоря, я до сих пор не знаю. Эта игра выше моего понимания — она слишком сложна, мой бедный ум был специально сформирован для других задач… но я должен был попытаться выяснить. Должен был. Так что, как видите, я уже пошел на этот риск, Гурдже, дело сделано. Я могу сообщить то, что вам необходимо знать… И я ничего не прошу взамен — вам остается только принять решение. Может, когда-нибудь вы и сделаете что-то для меня, но никаких обязательств, поверьте мне, пожалуйста, поверьте. Совершенно никаких. Я делаю это лишь потому, что хочу видеть, как вы или кто-то другой — кто угодно — сделает это.