Играя с судьбой - [15]

Впору было скрючиться в позу эмбриона и взвыть. Если бы я был уверен, что за мной не наблюдают, возможно, я так бы и сделал. Но я на чужой территории, и неизвестно, какой сюрприз судьба еще приготовила для меня. Нет, нельзя показывать врагам свою слабость.

«Цель — Ирдал». Вздохнув, я стиснул зубы. Где маленькая женщина, которая отдала мне этот приказ? Жива ли? Показалось или нет, будто медик сказал мне, что жива? Узнать бы наверняка… Знать, что она выжила — может, стало бы чуточку легче.

Я вновь оглядел комнату, в которой находился. Обстановка — проще не бывает. Кровать приставлена изголовьем к стене, не вставая с нее, я могу смотреть в окно на стене справа, наблюдать за тем, как ветер треплет листву деревьев. Дверь — на противоположной от окна стене. Ее дверцы плотно сомкнуты, вставки из молочно-мутного стекла почти не пропускают свет.

Около моей кровати тумбочка и еще низкий столик с разными медицинскими приборами, сейчас отключенными, видимо, за ненадобностью. Чуть в стороне, в тени — стул, а на стуле… Поднявшись, я подошел к нему, протянул руку, убедиться, что не померещилось. Да, на стуле лежала одежда: комплект белья, а еще свободные брюки и туника; конечно, это не привычная черно-серая форма, но лучше, чем ничего.

Только одевшись, я понял, насколько меня стесняла собственная нагота. Одежда была непривычной, светлой и слишком свободной, но само чувство, что мне не придется разгуливать нагишом, немного ободрило.

Одетый, но все еще босой я бесшумно проскользнул к двери и внимательно разглядел ее. На белом пластике — ни ручек, ни заметного стыка, и со стеной она словно бы образует единое целое. Но те женщина и мужчина — не во сне же они мне приснились, и не через окно ушли!

Через мутно-белые вставки невозможно было разглядеть ничего, что творилось на той стороне. Пелена и туман. Да и не доносилось из-за двери ни звука. Сдержанно выругавшись, я прикоснулся к двери рукой, пытаясь на ощупь найти какую-нибудь трещинку в монолитной плите, которая изначально показалась мне выходом. Минут пять я потратил на бесплодные исследования, чувствуя себя все более и более глупо.

Если из комнаты и был выход, то он предназначался не для меня. Разочаровавшись, я вновь вернулся к окну, уселся на широкий подоконник.

Небо стремительно светлело. Проснулись и запели птицы — весь мир наполнился их неумолчным гомоном, щебетом, пощелкиваниями. Вольные, как ветер, они перелетали с ветки на ветку, заставляя меня отчаянно завидовать. Они — не в клетке. Никто их не держит.

— Проснулся? — услышал я смутно знакомый голос.

Обернувшись, увидел вчерашнего медика, застывшего в дверях.

— А так не заметно? — буркнул в ответ, не считая необходимым подтверждать очевидное.

Мужчина вздохнул и подошел ко мне.

— Дичишься, — заметил грустно. — Понимаю. Я бы тоже злился, встреть меня разрядом парализатора. Так сказать: «Добро пожаловать на Ирдал».

Фыркнув, я бросил быстрый взгляд на его лицо. Интересно, он это всерьез говорил? А сам-то своим словам он способен поверить? И чего бы хотел словами добиться? Чтобы я развесил уши? Неужели со стороны я выгляжу таким дураком? Хотя, да, второго такого нужно еще поискать.

— Со мной были мужчина и женщина, Арвид Эль-Эмрана и мадам Фориэ Арима, — имя оброненное начпорта в нужный момент само пришло на ум. — Где они? Что с ними? Я хочу их видеть.

Медик аккуратно положил ладонь мне на плечо, и этот простой жест разозлил больше, чем все его предыдущие заискивания.

— Руку уберите, — огрызнулся я. — У нас в Академии не приветствовались тактильные контакты меж представителями одного пола, а к вашим лигийским штучкам я не привык.

Мужчина, покачал головой, но руку убрал, и даже отошел в сторону на несколько шагов. Так, что я теперь мог хорошо разглядеть его: высокий, худющий, длинные каштановые волосы собраны в хвост, на костистом лице выдающийся нос выглядел птичьим клювом.

Он постоял с минуту, подом подошел к стулу, нагнулся, достав из-под него не замеченные мною тапочки. Вернулся и, поставив их на край подоконника, с улыбкой пояснил:

— Обуйся. У нас на Ирдале, босиком разгуливать как-то не принято, если конечно, ты не на пляже.

— Зачем? — зло бросил я ему в ответ на насмешку. — Чтобы сделать вам приятно? Чтобы все было, как принято?

Улыбка сползла с лица медика. Вздохнув, он попросил:

— Ты все же обуйся, а то можешь ноги поранить.

Хотелось бросить в лицо мужчины что-то особенно колкое, но встретившись с ним взглядом, я сделать этого не смог.

— Пойдем со мной, — предложил медик вполне серьезно. — Отведу тебя к Эль-Эмрана, покажу, где мадам Арима. А то ведь не успокоишься. И да, — он устало пожал плечами, — если я оскорбил тебя своим прикосновением, прости. Я этого не хотел.

Я посмотрел на огорченное лицо мужчины и почувствовал, что мне становится стыдно. «Он лигиец, — напомнил я себе, — а все лигийцы — лживые твари». Но заученная на уроках истории фраза облегчения не принесла. А ко всему… Фори тоже была лигийкой.

Тяжело вздохнув, я обулся и, спрыгнув с подоконника, пошел вслед за медиком, чувствуя себя донельзя глупо. Створки дверей плавно разошлись в стороны, стоило мужчине подойти к ним. Он сделал шаг в коридор и остановился, ожидая меня, я вышел следом.