Играй - [4]

– Ты еще в клубе? Выходи, – бросил Тимур в телефон, вылезая из такси.

Через минуту, громыхнув из-за открытой двери гулкими басами клубной музыки, на улицу вывалилась Светка, распаренная до красноты на щеках.

– О, привет, Тим. А где Женька? – девушка сделала движение навстречу, попыталась обнять как старого друга, но осеклась. – Что с тобой, Тимур?

– Это я хотел у тебя спросить – где Женя?

– Тим, мы только днем виделись. Я её звала в клуб – суббота же. Она сказала, что подумает, но мы больше не созванивались. Да и она сказала, ты болеешь. Тим, ничего не понимаю, – Светка кружила взглядом, рассматривая Тимура. – У тебя все в порядке?

Парень замялся, раздумывая, что делать дальше. Хотелось прямо сейчас натянуть ей маску на голову, наорать, что надоели её выходки, хватит за нос водить. Но что если действительно ничего не знает? Что если Жени и правда нет в клубе? Так задуматься, ведь глупо выходит: ну да, Женя могла себе позволить поддаться Светкиному влиянию. Но редко. Раз в пару месяцев, может, в полгода. Да и не стала бы поступать так сейчас, когда он мучается затянувшейся простудой. Не то чтобы он требовал ухода и заботы – даже не просил – но Женя сама вызывалась. Значит, все-таки что-то случилось. Но что?

Тимур снова стал перебирать вариантами. Ни один не казался правдоподобным хотя бы наполовину.

– Давай присядем, – вырвала его из размышлений Света. – Вон там скамейка.

Света потянула Тимура за руку, увлекая за собой.

– Свет, Жени нет. Пропала. Телефон не отвечает. Я проснулся ночью, хотел умыться, смотрю, нет её нигде. Ни записки, ни сообщения. Ничего. Вещи все на месте. Думал, ты её утащила опять, – Тимур вдруг почувствовал смутную жалость и бессилие.

– Так. Стоп. Давай по порядку…

– Да по какому порядку? – он взорвался, всплескивая руками. – Говорю тебе – нет Жени. Пропала!

– Сюр какой-то. Ничего не понимаю. А эту, – Света кивнула на деревянную морду в руке Тимура, – ты зачем притащил?

– Да хрен его теперь знает, – еще злясь, огрызнулся парень.

Светка тихо потянула маску из рук Тимура. Долго вертела, разглядывая. Её взгляд перебегал с собеседника на деревяшку и обратно, а рот немо открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы. Наконец, решилась и протянула неуверенно:

– Слушай, Тим… Эм… не знаю, как сказать. В общем, это действительно может показаться странным что ли. Ну, то есть… Короче, это не та маска…

Тимур зыркнул из-под бровей, открыл было рот, но Светка перебила:

– Стой, только не перебивай, ладно? Я все объясню. Попытаюсь, – девушка снова запнулась, подбирая слова. – В общем, у той маски, которую Женька у меня купила, было наоборот.

– Что наоборот?

– Лицо наоборот. Видишь, здесь левая часть старая, а правая как у младенца. Должно быть наоборот. Нет, подожди, не кричи. В общем, в одной карпатской деревушке ими торгуют, я штук десять привезла – местные гуцулы впарили. И есть у них легенда на счет этой маски. Да послушай ты! – Светка резко дернулась от Тимура, нахмурила брови. – В одной деревне жила бабушка с внуком. Домик их стоял на самом отшибе, и ходила о нем дурная слава. Типа, бабка колдунья, а внучек её – отсталый. Иногда ребенок бегал к деревенским и напрашивался играть, и те, кто соглашался, пропадали. Говорят, бабкин внук уводил их в горы и больше никого не видели. По началу бабка выбегала вместе с деревенскими на поиски, бродила со всеми по ночам, звала внука. Только внук её всегда возвращался через несколько дней, а вот кто с ним ушел – нет. Долго дети пропадали. Несколько лет, а, может, и десятков лет.

Голос Светы звучал сбивчиво, дрожа. Словно сама не верила в свою историю. Тимур тем временем хмурился, потирая лоб. От всего случившегося голова сильнее разболелась, застрявший в горле кашель клокотал, но парень сдерживал его, стараясь не перебивать.

– Однажды пропала дочь старосты деревни. А она красавица, говорят, была невиданная. Отец в ней души не чаял. Еще говорят, типа, накануне староста повздорил с бабкой, обещал выгнать её и дом досками заколотить. Бабка зло прошипела что-то и плюнула под ноги мужику, – продолжала Светка. – Дочку его вся деревня любила. И за красоту, и за доброту. Когда она пропала, староста разом сник. Поседел за ночь, говорят. Неделю скитался по горам с отрядом добровольцев – никого не нашли. На восьмой день вернулся бабкин внук. Улыбается, как всегда, будто ничего и не произошло. Деревенские обступили мальчонку, стали допытываться. А он стоит и улыбается. Староста еле сдержался, замахнулся на ребенка, но тот вдруг кулачок разжимает, а в нем серьги старостиной дочки. И впервые заговорил: «она проиграла». Ну, тут уж деревенские не выдержали. Метнулись к дому старухи, а дом пустой. Они опять к пацану: где, типа, бабка твоя? Он юркнул от них в дом, а вышла уже бабка. Кинулся староста с мужиками внутрь проклятой избы – нет никого. Тогда их страшная догадка пробила, что бабка и внук – одно и то же. Ведь, если подумать, вместе их не видели никогда. Затолкали старуху в дом, дверь подперли и подожгли. Дом быстро занялся. А самое интересное, что когда горел, то изнутри, типа, голоса слышались разные. В этих голосах жители узнавали своих пропавших родственников. И громче всех кричала дочь старосты. Мужик бросился в огонь за дочкой – не смогли удержать. В общем, дом прогорел к утру только. Все, кто за пожарищем следил, рассказывали, типа, в огне тени плясали, и типа, в этих тенях видели они старосту, который гонялся за юрким пацаненком. На пепелище, естественно, никого не нашли. Только с той поры по ночам в деревне слышали, как бегает ребенок и зовет с собой поиграть, а за ним бежит староста и проклинает. Вот такая история.