Игра в саботаж - [5]

Но радость от первого снега длилась не долго — слишком уж сильна была взрослость Анатолия, слишком долго он лишал себя радости. Вместе со снегом к ночи пришел холод, и тогда Нун стал цепенеть. И так, цепенея, все ходил и ходил по камере. Он больше не читал стихи. Пребывание в тюрьме научило его молчанию.

К Новому году возобновились допросы. Сначала они были абсолютно бессмысленные, похожие друг на друга как две капли воды — такие же, как были раньше.

Но потом вдруг все изменилось. Анатолий очень хорошо запомнил момент, когда допрос стал другим. И интуицией, каким-то мистическим шестым чувством понял, что и в жизни его произойдут серьезные изменения, что все будет по-другому. Интуиция узников развивается и крепнет сама собой.

В тот день его повели на допрос с утра, но не на второй этаж, где обычно допрашивали все эти месяцы, а перевели через двор в совершенно другой корпус. Это было странно: идти по двору, по выпавшему снегу, который уже стал подтаивать и чернеть — белая роскошь не сохраняется в Одессе долго. И он чуть не опьянел от свежего воздуха, ударившего в голову, как молодое вино. Он шел бы так и шел — часами, сутками, до конца жизни! Но все перемещение длилось меньше пяти минут.

Под надзором двух вооруженных конвоиров Нун быстро пересек двор. Его ввели в двухэтажное, по виду — административное здание, завели в какой-то коридор. И очень скоро он оказался в комнате, ничем не напоминающей прежние помещения для допросов. Скорей, это был рабочий кабинет, уставленный строгой рабочей мебелью.

В кабинете были двое. С удивлением Анатолий увидел того самого следователя, который был на обыске в его квартире, допрашивал в самый первый раз и даже кормил бутербродами с чаем. Этот следователь сидел за столом и что-то писал.

В кресле у окна сидел еще один — высокий мужчина в штатском. Этого человека Нун видел первый раз в своей жизни.

— Садитесь, Анатолий Львович, — любезно сказал следователь, указав на стул. — Рад сообщить вам, что документы по вашему делу скоро пойдут в суд. Следствие закончено.

— Это радость? — Нун опустился на стул, не в силах сдержать ухмылку.

— Понимаю вашу иронию, — вздохнул следователь. — Может быть, у вас есть какие-то вопросы?

— Есть. Один, — мгновенно насторожился Анатолий — тюрьма выбила из него все иллюзии и доверчивость, и он прекрасно теперь знал: когда следователь проявляет любезность, это всегда не к добру. — Почему мне не разрешают свидания? Почему меня не может навестить моя родная сестра, Роза Львовна Нун?

— Свидания вам запрещены, — следователь отвел глаза в сторону, — вы проходите по такой статье…

— По какой? Убийство, изнасилование? Я кого-то ограбил, убил? Может, задушил маленького ребенка? — Нун никогда не умел вовремя остановиться, не собирался и теперь. — Какая у меня статья? Умышленное убийство при отягощающих обстоятельствах?

— Хуже. Антисоветская деятельность, — резко ответил следователь, — вы и без меня это знаете. Скажите спасибо, что ваша сестра не находится в соседнем, женском отделении.

Это была уже прямая угроза, и Анатолий замолчал. Он понял: теперь следовало молчать, и так наговорил лишнего.

— Но я вас вызвал совсем по-другому поводу, — следователь сложил бумажки в папку и встал из-за стола. — Вот этот товарищ хочет задать вам несколько вопросов.

С этими словами он быстро вышел из кабинета. Анатолий уставился на мужчину в штатском.

— Да вы не волнуйтесь так, Анатолий Львович, — улыбнулся тот, — я хочу просто познакомиться с вами, по-дружески побеседовать.

— Кто вы? — Голос Нуна сел.

— Сотрудник госбезопасности. Моя фамилия Печерский. И я недавно видел вашу сестру. Хочу сообщить, что у нее все в полном порядке.

— Роза арестована? — Он подался вперед.

— Что вы, нет! Она на свободе. И вы тоже скоро будете. Если, конечно, поведете себя правильно.

— Правильно — это как? — Анатолий почувствовал подвох.

— Будете выполнять все мои указания.

— Хотите сделать из меня стукача? — мгновенно среагировал он.

— Зачем же так грубо? Просто хочу наладить с вами сотрудничество, чтобы вы рассказывали мне разные интересные вещи, которые с вами происходят.

— Нет, — Нун так занервничал, что даже подался вперед, — нет. Сделать из меня вашего сексота — ничего не получится.

— Зря вы так, — мужчина укоризненно покачал головой. — А я только хотел сообщить радостную новость, что могу хоть завтра освободить вас из тюрьмы. И даже помочь перебраться туда, куда вы так хотите добраться, то есть за границу.

— В обмен на что?

— В обмен на информацию. Вы будете знать очень много интересующей нас информации — в Израиле. Сможете помочь бывшей любимой родине.

— Нет, — Анатолий повернулся к окну, но оно было задернуто шторами, и ничего не было видно.

— Ну, как хотите. — Мужчина встал, демонстрируя отлично сшитый, дорогой костюм. — Тогда хочу вас предупредить: принято решение перевести вас в другую камеру. Вы больше не будете один.

— Так это же хорошо! — воскликнул Нун абсолютно искренне.

— Рано радуетесь. Вас переведут в камеру к уголовникам. Вы ведь еще не видели здесь уголовников, правда? Сразу скажу: у них есть своя собственная иерархия, и вы им не понравитесь.