Игра в миражи - [3]

Вопрос: Здесь возникает одно противоречие. Ранее говорилось, что в пределах определенного идефикса душевнобольные могут действовать более последовательно, чем люди здоровые. А новый Аль Капоне и этот Вельвет вдруг полностью позабыли все то, что предшествовало нападению. Одними ссылками на гангстерский кодекс чести тут не обойтись.

Бакст: Аль Капоне знает, что он Аль Капоне — и все. И что ему надлежит грабить. Я более чем уверен, что он и в богадельне будет крушить тумбочки или столы, принимая их за сейфы. А спустя час забудет об этом. И станет забывать то, что он уже что-то забыл, извините за трюизм.

Вопрос: А если допустить, что кто-то дал им такой препарат, чтобы они, скажем, свою идею реализовали четко, а дальше все забыли?

Орансио: Молодой человек, существуй в природе инъекции, о которых говорите вы, другими словами, если бы появилась возможность коррекции нервных процессов, сколько бы мы сумели вернуть к сознательной жизни ласковых семьянинов, добрых католиков и верных патриотов. К сожалению… Кроме того, в крови преступников не обнаружено никаких посторонних веществ, известно только, что Шнурок и Вельвет пили пиво, а Аль Капоне — снотворное, но незначительную дозу.

Шеф полиции: Последнее, что помнит Аль Капоне, — гостиница «Эксельсиор», расположенная поблизости от штаб-квартиры профсоюза строителей. Его показания подтвердили слуги и портье. В гостинице преступники появились вчера поздно вечером, сняли трехместный номер, записавшись под вымышленными именами, поужинали в номере, а утром ушли. Где они были раньше, они не помнят.

Вопрос: По определенным соображениям я, сеньор Бакст, обращаюсь именно к вам. Как вы считаете, имеет ли право на жизнь такая гипотеза: определенные «кто-то», как здесь их окрестили, натаскали, как делают с собаками, троих душевнобольных на ограбление штаб-квартиры, зная, что там часто остается ночевать Кемпес, особенно накануне выборов. Цель — спровоцировать беспорядки. Ну а получилось то, что получилось. Какой спрос с душевнобольных?

Бакст: Так недолго договориться до того, будто сумасшедших к Кемпесу подослало мое родное ЦРУ, мафия, оппозиция — да кто угодно. Можно, можно сделать все, но уж в этом разбирайтесь сами. В мире есть тысячи людей, здоровых физически, но страдающих тяжелым психозом — манией величия. Два наиболее распространенных типа — Наполеон и Иисус Христос. Мало того, что больные мнят себя ими, они еще хотят и действовать согласно избранной роли. Это несколько неудобно для окружающих, верно? Зато когда сыграть роль не представляется возможным, заболевание еще больше обостряется, что нередко приводит к трагическим последствиям. Поэтому в специальных учреждениях устраиваются своеобразные «театры», где такой Наполеон и Христос могут «разрядиться». Им подыгрывают статисты, создается нужный антураж… Хотя дорого и хлопотно, но временами помогает: под тяжестью славы и грандиозных свершений «великие мира сего» устают и, оставив роль вершителей судеб, вспоминают свое настоящее имя и тихо доживают век в семьях или даже работают. Но как говорил еще великий Ньютон — я имею в виду настоящего, а не одного из легиона самозванцев, — действие равно противодействию. Подыгрывая сумасшедшим в «театре», болезнь можно затормозить, а можно и обострить. И тогда Наполеон не удовлетворится тем, что играет в Ватерлоо, ему подавай настоящее!..

Орансио: К сожалению, психиатров в республике можно пересчитать по пальцам. Ни в государственных, ни в частных клиниках названные методы не практикуются: они слишком дороги, а мы слишком бедны.

Голос из зала: Вот почему сумасшедшие бродят у нас по улицам!

Вопрос: А что, если эту троицу забросили из-за рубежа или они перешли границу тайно?

Прокурор: Я не мистер Бакст и поэтому отвечу по-своему; а что, если их нам подбросили марсиане? Если это их роботы? Вариантов может быть сколько угодно! А факты говорят совсем о другом: у нас — и это видно невооруженным глазом — нет никаких оснований думать иначе, чем есть на самом деле. Что бы ни случилось с Кемпесом — угоди он в автокатастрофу, поскользнись и неудачно упади, перенеси инфаркт, — детали происшествия значения не имеют, но наша психология такова, что мы все равно подозревали бы убийство. Еще бы; человек активно участвует в политической борьбе! Считайте, что произошло что-то вроде автокатастрофы. И потом, почему именно Кемпес? Есть более крупные фигуры.

Голос из зала: А какая разница? Порох есть, была бы искра…

2

Напротив него за двумя неровно состыкованными пластмассовыми столиками с алюминиевыми ножками полукругом сидели четверо, и ему показалось — да, наверное, так оно и было, — что они сидят тут давно; это ощущение возникло у него сразу же, когда он пришел сюда в полдень, в назначенное время. Город замер, спрятавшись за жалюзи от невероятной духоты. Его привели в патио — внутренний дворик, окруженный с трех сторон глухими высокими кирпичными стенами, сплошь поросшими плющом, так что они напоминали собой ковер. Эти четверо «хефес» были шефами самых крупных политических партий. Шеф-1, Шеф-2, Шеф-3, Шеф-4 — будем называть их так. В углу патио укрывал от солнца старый платан, а под платаном, слегка отодвинувшись от четырех «хефес», сидел шеф его партии, в своем, несмотря на жару, неизменном темноватом костюме, поместив локоть на колено, а подбородок — на ладонь руки, и смотрел на него. В такой позе шеф казался еще более солидным, а задумчивость или усталость сильно старила его, поэтому глаза на загоревшем мясистом лице были темными и круглыми, они словно плыли на гребне пепельных густых усов.