Игра в Любовь и Смерть - [48]

— Нет, — покачала головой Флора и спрятала лицо в ладони. — Прости меня. Все это... Не могу объяснить. Не хочу быть жестокой. Во мне уже давно что-то сломалось, и лучше тебе держаться от меня подальше.

Генри оцепенел. Сгорать от любви к ней и не иметь взаимности — лезвие бритвы причиняет меньшую боль.

— Ты проголодалась? Я могу пожарить яичницу или еще что-нибудь. — Он встал.

— Не думаю, что смогу проглотить хоть кусочек. Но если ты голоден, пожалуйста, поешь. — Флора проводила его в кухоньку и села за стол на безопасном расстоянии, сворачивая и разворачивая салфетку, пока Генри хозяйничал.

Он нашел противень, положил на него ломтики бекона и сунул в духовку. Пока бекон жарился, Генри взял из ледника яйца, разбил в миску шесть штук, взбил венчиком и долил сливок. Поставил сковороду на слабый огонь и вылил в нее яйца.

— Ты готовишь совсем как бабушка, — улыбнулась Флора.

— А что, яичницу можно приготовить как-то по-другому? — Помешивая яйца деревянной ложкой, Генри задумался, как бы снова вернуть разговор к теме музыки. Ему хотелось задать Флоре миллион вопросов, узнать ее мнение о миллионе вещей. Но он молчал — время не то. Возможно, сейчас они в последний раз вдвоем, но даже если так, покой Флоры был для него важнее всего.

О музыке заговорила сама Флора:

— Знаешь, Пичез неплохо играет. Но ты лучше держишь ритм и играешь смелее.

Генри попытался скрыть радость.

— А их певица, как бишь ее, тебе и в подметки не годится. Хотя...

— Руби? Сегодня она была не в форме. Обычно поет восхитительно. — Флора снова занялась салфеткой.

Закончив готовить, Генри оглянулся в поисках тарелок. Флора читала его намерения, как ноты с листа.

— Второй шкафчик от раковины.

Он кивнул, нашел тарелки, разложил по ним яичницу и сверху пристроил ломтики бекона. Выглядело не очень изысканно, и петрушкой он не стал украшать, как делала Глэдис в доме Торнов, но пахло все так, как должно.

— Хотя что? — Флора положила салфетку на колени.

Генри поставил перед ней тарелку.

— Хотя ты можешь еще лучше. Мне так кажется.

Флора настороженно на него посмотрела.

— Может быть. — Она со вздохом перевела взгляд на тарелку. — Наверное, надо попытаться поесть. Предстоит длинный день, и вряд ли мне удастся поспать.

— Только если ты правда хочешь есть, — сказал Генри. — Мне просто нужно было чем-то себя занять. Да и бекон я обожаю.

Часы пробили один раз. Флора поднесла вилку ко рту. По щеке покатилась слеза. Флора сглотнула и вытерла лицо.

— Я осталась совсем одна.

— Неправда. — Как бы ему хотелось найти правильные слова! — У тебя есть дядя.

— Это не то. Бабушка ведь меня вырастила.

Генри хотелось пообещать всегда быть рядом, но он не мог произнести эти слова. Она сама должна захотеть.

— Я останусь с тобой, пока нужен, — сказал он.

— До приезда коронера. Мило с твоей стороны. — Она вздохнула и отодвинула тарелку. — Пойду ему позвоню.

Она подошла к нише, где стоял телефон. Набрала телефонистку, которая соединила ее с участком. Флора быстро сообщила о произошедшем. Ее голос только раз сорвался, и у Генри защипало в глазах, когда он это услышал.

Флора вернулась за стол, доела и начала мыть посуду. Генри последовал за ней.

— Расскажи о своей бабушке. — Он взял у нее мокрую тарелку и начал вытирать, думая о своей жизни после смерти матери и сестры. Отец не разрешал ему о них говорить. Сказал, что слова ничего не изменят.

А после смерти отца никто не хотел о нем упоминать из-за того, что он добровольно ушел из жизни. Из-за этого замалчивания Генри казалось, что его родные никогда не существовали где-то вне его памяти. Прошло так много лет, что он уже начинал сомневаться, случилось ли это все на самом деле, правда ли у него были родители и обожаемая сестренка и он был для кого-то самым важным человеком в мире.

— Что бы ты хотел узнать? — спросила Флора.

— Все, что ты хочешь помнить.

Пока они прибирали в кухне, Флора рассказывала ему одну забавную историю за другой. Однажды бабушка положила крем в банку из-под майонеза, и Флора приготовила сэндвичи с курицей и кремом, думая, что это майонез. В другой раз Флора добавила в кукурузный хлеб соли вместо сахара, но бабушка все равно съела свою порцию и сказала, что ничего вкуснее в жизни не пробовала.

— И еще она шила лоскутные одеяла, — продолжила Флора. — Когда у кого-то из знакомых рождался малыш или просто так, когда ткань была. Этому научила ее бабушка, которая с помощью лоскутных одеял передавала шифровки беглым рабам. Они придумали целую систему сообщений и часто вывешивали одеяла на заборы или занавешивали ими окна.

Генри глянул на одеяло на столе в гостиной.

— А в этом тоже есть послание?

— Уверена, что да. Бабушка всегда прятала его в своих одеялах, каждый раз одно и то же.

— И какое?

— Ну, это может показаться глупым... — засмущалась Флора.

— Не хочешь — не говори. — Генри убрал тарелки в шкафчик и принялся натирать стакан.

— Да в нем нет никакой тайны. Просто... в общем, бабушка в каждом одеяле говорила, что меня любит. Она всегда вшивает — вшивала — куда-нибудь маленькое сердечко.

— Здорово, тайное послание, — восхитился Генри, ничуть не считая это глупым. Тайные послания использовались веками, чтобы завоевывать сердца и побеждать в войнах. Спартанский полководец Лисандр получал шифровки на поясе