Игра в любовь - [37]

— Не забывай о слугах, Лотти. Они представляют собой самую важную аудиторию для нашего спектакля. Они должны разносить повсюду были и небылицы, а для этого им надо дать то, что можно разносить, так что я предлагаю пополнять как можно чаще их запас разнообразных впечатлений.

В ответ на этот вздор она снова попробовала встать. Он ей этого не позволил и рассмеялся.

— Кто бы мог подумать? Озорная, отважная, роковая мисс Нэш — и вдруг блюстительница строгих нравов?

Почти прикасаясь губами к ее уху, он прошептал:

— Не вздумай растаять, словно девчонка, маленькая сердцеедка!

Его теплое дыхание вновь разбудило томление, которое она испытала прошлым вечером.

— Я не неженка. И не ханжа. Я сорванец, кокетка и озорница, — заявила она, чувствуя, что задета ее гордость. — И уж никак не блюстительница строгих нравов.

— Так перестань вести себя как ханжа. Сиди спокойно. — Он снова привлек ее к себе, заставив расслабиться. Томление не только проснулось, но и стало набирать силу. — Сиди спокойно, — повторил он каким-то странным голосом. — Познакомься поближе с моим телом, с моим прикосновением.

В этом был смысл. Здравый смысл. Пока он не догадывается о туманящем рассудок желании, которое охватывает все ее существо. О желании слишком сильном, чтобы его игнорировать. И слишком реальном, чтобы отрицать. Ее руки, сжимавшие плотным кольцом его шею, постепенно расслабились. Ее тело словно таяло, смягчаясь от соприкосновения с его твердой плотью, становясь податливым…

Нет! Даже если бы она и Дэнд не были… товарищами? Соучастниками заговора? Весь ее жизненный опыт подсказывал, что ей следует держать оборону. А это означало, что ей следует быть абсолютно честной с самой собой.

Для Дэнда все это было одной большой игрой, а Лондон, Париж и все остальное представляло собой шахматную доску, где каждый был шахматной фигурой, которую он передвигал, которой манипулировал и использовал для достижения своей конечной цели. Но она в отличие от Дэнда не могла относиться ко всему так же бесстрастно. И теперь вставал вопрос: была ли она достаточно хорошей актрисой, чтобы скрыть свою реакцию на него?

Придется ей стать такой актрисой.

— Ладно.

— Это ведь не смертный приговор, — шепнул он. Кажется, его губы коснулись ее уха? Она вздрогнула. — К тому же, как ты сама неоднократно говорила мне, это совсем ненадолго.

Она повернула голову и заглянула ему в глаза. Они были ясные, как янтарь, и теплые, а в уголках глаз образовались морщинки, появлявшиеся, насколько она заметила, когда ситуация его забавляла.

— Через несколько недель, самое большее через две, — продолжал он, — мы разыгрываем столь же публичный и столь же бурный разрыв, после которого я выброшу тебя из своей жизни, а ты, униженная и безвозвратно обесчещенная, укроешься в нашем убогом любовном гнездышке, чтобы попробовать как-то устроить свою жалкую жизнь.

Он умышленно делал из этого историю, не перегруженную душещипательными деталями и жаркими страстями. Она не могла не рассмеяться, почувствовав облегчение, когда он оставил в покое ее ухо. По крайней мере так она сказала самой себе.

— Какая отвратительная история.

— И трагичная, — спокойно кивнул он.

— Нет, так дело не пойдет.

Он ее не слушал. Он зарылся носом в кудряшки на ее шее. Она замерла. Он с явным наслаждением глубоко втянул в себя воздух.

Нет. Нет. Она не какая-нибудь жеманная глупенькая мисс, готовая упасть в обморок от мужских знаков внимания.

— Что это за аромат?

— Жасмин, — сказала она, не сразу вспомнив, что надо продолжать дышать.

— Приятный. — Его дыхание привело в возбужденное состояние все нервные окончания. Она довольно сильно укусила себя за нижнюю губу. Не так-то легко отвлечь ее внимание! Но где, интересно, он научился этому трюку?

— Насчет того, каким образом закончить нашу мнимую связь, у меня есть идея получше, — сказала она, отстраняясь от него и стараясь говорить небрежным тоном. — Это я дам тебе от ворот поворот. А ты, будучи не в силах вынести непередаваемой муки и отчаяния, бросишься с Лондонского моста. — Она помедлила, подумав, что, наверное, зашла слишком далеко. — Или уедешь на следующем корабле, отплывающем в Египет.

— Нет-нет, — возразил он, не выпуская ее из рук и снова принимаясь нюхать ее шею. По ее коже пробежала дрожь удовольствия. — Видишь ли, если тебя брошу я, то твое последующее решение взять другого любовника вскоре после нашего разрыва будет логическим следствием того факта, что в своем удрученном состоянии ты ищешь возможность воссоздать с другим те моменты наивысшего наслаждения и счастья, которые познала со мной.

— Прошу не забывать, что такое впечатление поставило бы под удар мою миссию, — вежливо возразила она, резко повернувшись в его объятиях и тем самым приблизив свои губы на опасное расстояние к его губам. Он взглянул на ее губы, наслаждаясь их видом.

— Это почему же? — Его губы чуть приоткрылись, а голова наклонилась под таким углом, как будто он собирался…

— Потому, — пискнула она сорвавшимся голосом. — Потому что ни один мужчина, а тем более Сент-Лайон, не пожелает, чтобы его сравнивали с предыдущим любовником, особенно с таким, который, как ему постарались внушить, великолепен.