Игра в косынку. Практикум - [5]
Машины ехали и ехали в одну и ту же сторону, а мокрые листья кувыркались в лужах, гонимые ветром. Носы мерзли во влажном холоде.
В супермаркете все согрелись и накупили (в придачу к водке) крабовых палочек, кукурузы, майонеза, сока и минеральной воды. Далее девочки проиграли по монете в автомате с плюшевыми игрушками, их кабальеро — еще по паре, и очень довольные они направились к месту отмечания.
Слово автору. Пляски (дамы приглашают кавалеров)
До квартиры они так и не дошли — зависли в подъезде, открыли водку, выскребли крабовые палочки из прозрачных, медузных оболочек и пристроились на подоконнике.
Водка поплыла по кругу, все четверо пили, ругали на чем свет табуреточный спирт, синтетическую закуску, ушедшую пионерскую юность и грядущую работу.
Девочки злились. Да что там — от злости они были готовы грызть стены, они уже и слушали вполуха (если до этого слушали хоть немного) — все силы уходили на усмирение клокочущей ярости.
Марго звонко хохотала, водку лишь пригубляла, рассказывала дурацкие анекдоты и зябко поводила плечами, так, что мальчиков при одном взгляде на нее охватывало щемящее чувство нежности. Марго закуривала тонкую сигарету, забывая затягиваться, задумчиво посасывала ее и мучительно соображала, почему же этот дурацкий Вася кадрится настолько легко, что даже неинтересно, в то время как Гоша разыгрывает из себя неприступную скалу, и, что еще хуже, вьется вокруг Анечки.
Та хорохорилась, сквернословила, высадила полпачки красного соверена, водку глотала щедро, не пьянея ни капли, на Васю поглядывала, чуть приподняв голову и тихо бесилась оттого, что этот идиотский Гоша висит на ней как на баобабе, в отличие от своего дружка, который уставился на Марго и внимал каждому ее слову.
Марго и Анечка обволакивали, лишали воли, предлагая взамен четко выверенный план последующих действий. Скоро это начнет пугать, но сначала расслабляет и дает неповторимое ощущение подлинности, которая ускользает в повседневной жизни, сворачиваясь в замкнутые круги каждодневной беготни. Как лошадь в шахте. Как белка в колесе. Как программа новостей — все одно и то же, день за днем, постоянно, не прекращаясь ни на минуту.
Вася чувствовал, что хотя бы в этот момент он никому не причиняет боли и страданий, и чувство вины, висевшее на его шее пудовым грузом, тихо отступало, таяло как мираж и не давалось в руки, как ни лови. Он смотрел на Марго — трогательную, хрупкую, бесконечно мудрую и терпимую, чуть неуклюжую, но плавную и мягкую, и ему приходилось отчаянно бороться с желанием зарыться носом в ее (почему-то рыжие) волосы.
Гоша млел от внутренней силы, исходившей от Анечки. Эта сила сметала его бешеный страх перед жизнью и гасила истеричную панику, в которую он впадал каждый вечер, когда задумчиво курил на унитазе, уставившись взглядом в одну точку, предоставленный себе настолько, что вздернуться хотелось. В Анечке чувствовалось настойчивое обещание защиты и покровительства, хотелось молча взять ее за руку и ни о чем не думать.
Девочки об этом не подозревали. Они просто молча бесились оттого, что все пошло развиваться по ущербному, ополовиненному сценарию. Они быстро переглянулись, и их молчаливый диалог, уместившийся в пару секунд, можно было интерпретировать так:
Марго: Что за хреновина?!
Анечка: Откуда мне знать?!
Марго: Что этот козел так вокруг тебя вьется?
Анечка: На себя посмотри!
Марго: Надо что-то делать…
Анечка: Пошла в жопу!
Марго: Стоп, футболь мне своего идиотского Васю окончательно, ща мы все устроим.
Анечка: Как с Пашенькой и Олегом?
Марго: Канэчно.
Анечка (ликуя): От винта!!!!!
Тогда это им показалось просто замечательной идеей.
Мне иногда кажется, что девочки не умели любить без сложных схем и замысловатых построений, которые они наматывали вокруг предметов своей страсти нежной. Пускаясь на тысячу уловок, путаясь в масках и отчаянно завираясь, Анечка с Марго с легкостью манипулировали окружающими. Только очень недолго. Все их построения рушились, как карточные домики, потому как с самими девочкам имели настолько далекое родство, что о нем можно было и не говорить.
Вероятно, мало кто из их знакомых отдавал себе в этом отчет, потому что девочки, с их нелюдимостью, склонностью к одиночеству и маниакальной взаимной привязанностью имели обыкновение скакать по верхам, брать, и тут же бросать, завоевывать вершины, и кувырком вниз…
Если бы они постарались, они вызвали бы в людях столько любви, что на следующий же день умерли бы под ее стотонной тяжестью. Но Марго была одержима клаустрофобией — лишь приблизившись к кому-то, она начинала задыхаться в его объятиях и принималась яростно выворачиваться, пока не оказывалась на свободе. Анечка же была настолько склонна к одиноким посиделкам на кухне со слезами, дорожащими на кончиках ресниц, и полуприкуренной сигаретой в тонких пальцах, что не могла позволить вам сделать ни шагу навстречу себе. Так они и жили, переполненные святой верой в истинность своих нелепых схем.
Хотя, надо отдать им должное, мальчиков они разыграли на раз. Девочки коротко помолчали, а потом вдруг неотвратимо и душно заполнили собой все пространство — от сифонящей оконной рамы до лестницы, — полумрак подъезда заколыхался от паники и ликования. Тяжесть становилась невыносимой, Анечка размазывала Гошу по полу своей силой и мощью, Марго душила Васю нежностью хрупкостью, казалось, воздух звенит и вибрирует. В глазах у мальчиков задвоилось — вот, Марго с Анечкой пьют водку, болтают, курят, нетвердо опираясь о подоконник, заправляют за уши волосы и ковыряются в своих карманах — обыкновенные, как все. Но зазеваешься, потеряешь фокус и вдруг на секунду совершенно отчетливо увидишь, как страшно полошатся их волосы в безудержном ветру, горят глаза, а руки простираются надо всем миром. Если девочки решили бы выразить то, что сейчас делали, в песне, они хором издали протяжный, грассирующий крик — постепенно нарастающее —
К юной журналистке Галине Переваловой случайно попадают ключи - от какого замка, ей еще предстоит узнать. В тот же день с ней начинают происходить неожиданные и очень неприятные события, в результате которых она начинает догадываться, что просто так от ключей избавиться невозможно - слишком многие силы проявляют к ним интерес. Понимая, что волею случая оказалась в гуще криминальных разборок, Галочка призывает на помощь свою бабушку - несравненную, непобедимую и легендарную бабулю, которой не раз приходилось бывать в куда более опасных переделках.
Добропорядочные искусствоведы и нечистоплотные антиквары, монструозный буфет и неизвестный художник, интеллигентные бандиты и лихие братки, влюбленные мужья и коварные соблазнители, утраченные и вновь обретенные шедевры мирового искусства, убийства, похищения и тихие семейные радости. И, как обычно, в центре этого уморительного, несуразного и восхитительного урагана Галочка Перевалова и ее неукротимая бабуля - несравненная, непобедимая и легендарная.
Лора Белоиван – художник, журналист и писатель, финалист литературной премии НОС и Довлатовской премии.Южнорусское Овчарово – место странное и расположено черт знает где. Если поехать на север от Владивостока, и не обращать внимание на дорожные знаки и разметку, попадешь в деревню, где деревья ревнуют, мертвые работают, избы топят тьмой, и филина не на кого оставить. Так все и будет, в самом деле? Конечно. Это только кажется, что не каждый может проснутся среди чудес. На самом деле каждый именно это и делает, день за днем.
Петр Алешковский (р. 1957) – прозаик, историк. Лауреат премии «Русский Букер» за роман «Крепость».Юноша из заштатного городка Даниил Хорев («Жизнеописание Хорька») – сирота, беспризорник, наделенный особым чутьем, которое не дает ему пропасть ни в таежных странствиях, ни в городских лабиринтах. Медсестра Вера («Рыба»), сбежавшая в девяностые годы из ставшей опасной для русских Средней Азии, обладает способностью помогать больным внутренней молитвой. Две истории – «святого разбойника» и простодушной бессребреницы – рассказываются автором почти как жития праведников, хотя сами герои об этом и не помышляют.«Седьмой чемоданчик» – повесть-воспоминание, написанная на пределе искренности, но «в истории всегда остаются двери, наглухо закрытые даже для самого пишущего»…
Роман известного шведского писателя написан от лица смертельно больного человека, который знает, что его дни сочтены. Книга исполнена проникновенности и тонкой наблюдательности в изображении борьбы и страдания, отчаяния и конечно же надежды.
Название романа швейцарского прозаика, лауреата Премии им. Эрнста Вильнера, Хайнца Хелле (р. 1978) «Любовь. Футбол. Сознание» весьма точно передает его содержание. Герой романа, немецкий студент, изучающий философию в Нью-Йорке, пытается применить теорию сознания к собственному ощущению жизни и разобраться в своих отношениях с любимой женщиной, но и то и другое удается ему из рук вон плохо. Зато ему вполне удается проводить время в баре и смотреть футбол. Это первое знакомство российского читателя с автором, набирающим всё большую популярность в Европе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.