Игра в чужую жизнь - [14]

Толпа загудела. Сквозь свои покровы девушка видела, как от бокового строя гвардейцев отделилась фигура, направляясь к ним. Как она и предполагала, Малдраб не стал позориться, настаивая на своем избраннике. Его вздох пронесся над головами людей, а затем император спокойно продолжил:

— Доблестный Варласт, поднимись для принесения клятвы свободы.

Лин даже пожалела правителя, когда Варласт ответил гулким, как у колокола, голосом:

— Ваше Величество, я сопровождал в Паломничестве много поколений династии Виллаев, но сейчас у меня подрос воспитанник и ученик, готовый хранить вашу дочь на нелегком пути. Позволите ли вы принести клятву свободы храброму Кариману?

Девушке показалось, что императору уже глубоко плевать, кто, где, зачем и в чем собирается клясться.

— Храбрый Кариман, поднимись для принесения клятвы свободы.

Воины подошли. Первым на колени опустился Марк:

— Я клянусь защищать и оберегать вас, госпожа, ценой собственной крови и жизни. Вы примете мою клятву?

— Да, — она не понимала, зачем он обращается к настоящей ней.

Место Маркана занял другой хранитель.

— О, светозарная, пусть моя вечная свобода станет зароком того, что ни капли вашей крови не прольется по злому умыслу, — голос низкий и глубокий, но восторженные интонации больше подошли бы юнцу. — Примите мою клятву, госпожа!

— Принимаю.

Лин готова была убить Марка. Ясно, что этот парень просто повторяет его обращения, но она не хотела никого связывать клятвой! Назвал бы ее принцессой, и все дела, а так… Девушка уже знала, что госпожой, как и эпитетами вроде светозарной, называли тех женщин, кого уважали, или хотели польстить, или еще что-то такое же безобидное. И она под эту категорию подпадала.

Далее последовали возвышенные речи министров, какой-то менестрель продекламировал заунывную балладу в честь принцессы, хор спел гимн империи…

Наконец выступления закончились. Малдраб Четвертый благосклонно кивнул толпе, сделал знак придворному магу и… мир закружился, повинуясь заклинанию портала.

В следующий миг Лин оказалась под стенами величественного храма, рядом из столбов света появлялись остальные участники предстоящего «мероприятия».

Разъяренный император рывком сдернул с головы девушки капюшон и прошипел:

— Ты хоть понимаешь, как меня опозорила? На этой церемонии произносить слова мог только я! И хранители реховы[9]. Как ты вообще смогла обойти заклинание? — кажется, ответа на свои вопросы Малдраб не надеялся услышать.

После торжественного открытия ворот и приветствий жрецов появились представители Гартона, которые не стали полагаться на магию, а прибыли верхом гораздо раньше. Король Грайт с веселым удивлением обратился к императору:

— Уважаемый, я уже испугался, что вас не будет. Вы, веллийцы, все делаете в последнюю минуту и кое-как?

— Драгоценнейший, о нашей неспешности слагают легенды, но что ты имеешь в виду, говоря «кое-как»?

— Например, твою дочь, светлейший, — только истинный гартонец мог оскорблять собеседника, глядя в глаза. Грайт владел этим искусством в совершенстве. — И ты не боишься назначать ее хранителем влюбленного мальчишку? Помни об условиях нашей сделки, — король многозначительно улыбнулся, — особенно о тех, которые касаются принцессы. Мой сын слишком опытен в подобных делах, чтобы попасться на хитрые уловки распутной девицы.

Надеясь, что бушующая в душе ненависть не прорвется наружу хотя бы в ближайшие минуты, Малдраб спокойно спросил:

— Блистательный, если ты считаешь, что моя дочь недостаточно хороша для твоего великолепнейшего сына, зачем было затевать это сватовство? Может, клусская принцесса стала бы тебе достойной невесткой?

Увидев, как вытянулось лицо собеседника, император понял, что вполне отплатил за тонкое издевательство — клусская принцесса Гашама была ровесницей Малдраба, на которой он едва не женился после смерти жены, матери Маргалинайи. Гашама к пятидесятилетию сохранила как удивительную красоту, так и непроходимую глупость. Между прочим, знающие люди говорили, что принц Гартона, в отличие от своего царственного отца, особым умом тоже не блистает. В общем, Грайт имел причины обидеться.

— Милейший, я собирался засылать посольство в Клусс, но мой сын напомнил, что надо поддерживать добрые отношения с соседями. Дружественные отношения, мирные… Понимаешь?

— Ну, если твой сын так решил, светозарнейший, то я несказанно удивлен, хотя, разумеется, полностью согласен.

Лин стояла рядом, изо всех сил изображая безмолвную статую. Когда ей на глаза попало зеркало, она измучила советников вопросами, действительно ли очень похожа на Маргалинайю. В ее представлении принцесса — нечто воздушное, с золотыми волосами и голубыми глазами, с прекрасным белым лицом, от которого взгляд невозможно оторвать. А из зеркала смотрела совершенно обычная девушка — мягкие каштановые волосы до плеч, карие, широко поставленные глаза, темные брови, густые, но светлые на концах ресницы, чуть курносый нос, пухлые вишневые губы, упрямый подбородок, немного смугловатая кожа. Рост выше среднего и крепко сбитая фигура больше подошли бы крестьянке. Далеко не уродина, конечно, однако на принцессу эта внешность явно не тянула.