Игра в бессмертие - [82]

Но наши надежды не оправдались.

Информации о Кнежик было поразительно мало, а та, что имелась, укладывалась в избитый шаблон: «родился–учился–работал». Биографические статьи лишь повторяли друг друга, а то детское фото, что попалось нам с Кэсс, оказалось единственным в своём роде. Да и взрослых фотографий было меньше, чем у любой другой знаменитости: Кнежик редко появлялась на публике. Со СМИ она держалась сухо, соцсетями не пользовалась (звучит дико, но факт!), а про личную жизнь известно было лишь то, что она разведена. Видно, адвокаты Кнежик из кожи вон лезли, чтобы данные о её семье не попали в общий доступ: «мама ВИРТУСа» хотела быть отшельником не только в реале, но и в Сети.

Изменивший мир гений остался для всех загадкой.

— Клим, ну это же абсурд! — Кэсс глядела на фото Кнежик. Интерфейс перед нами давно стал монитором, а ниже было подобие клавиатуры: режим голограммы для обычного поиска не годился. — У ВИРТУСа ведь столько пользователей!.. Нам вживляют биочипы, которые она создала… И мы ничего о ней не знаем?..

— Видимо, этого ей и хотелось, — высказал я банальную мысль. — А её армия юристов смогла это обеспечить.

Кэсс откинулась на стуле. Вид у неё был подавленный.

— Можно проторчать тут вечность, — мрачно изрекла она, — и всё будет без толку. Кнежик уже год мертва… Даже если допустить, что меня скопировали из–за неё, то какой в этом смысл? И почему она выглядела ребёнком? Да тут мозги можно сломать!.. — Кэсс внезапно осеклась и посмотрела на меня: — Думаешь, Бедуин принадлежал ей?

Я лишь покачал головой: от гипотез и домыслов толку не будет.

Мы ещё четверть часа промаялись с гуглом, неспособным ответить на наши вопросы. Их была тьма, но я уже не ждал многого: для начала хватило бы и слухов… к примеру, о том, над чем Кнежик трудилась в конце жизни: ведь это могло стать зацепкой. Пока в «Дворге» стреляли, нам ничего не оставалось, кроме как попытаться распутать клубок, возникший под текстурами «Китежа»; раз уж выяснилось, что с Кэсс говорила копия Кнежик, можно было попробовать это сделать.

Но нам попросту не с чего было начать.

— Полный облом… — бросила Кэсс. — Только время теряем.

Я глядел на монитор, где опять была Кнежик: три десятка фотографий — и все бесполезны… Будто части мозаики, где стёрся узор.

Как свести их воедино, если вместо чётких линий остались обрывки?

Да очень просто: найти искусствоведа.

— Сделаем вот что, — я взглянул на часы. — Ты продолжай пока искать, а я кое–кого навещу.

— Кого? — удивилась Кэсс.

— Того, кто восхищался Кнежик. И он знает о ней больше, чем написано в «Википедии».

У магазина «Friendly Toys» стоял звонкий гомон: внутрь входила орава мальчишек лет восьми–девяти. Дождавшись, пока рядом никого не останется, я повторил обычный алгоритм действий: прошёл вдоль сквера у ограды, взялся за один из прутьев — тот, который выгибался — и со вздохом пропел:

Споёмте же песню под громы ударов…

Если честно, я в ту минуту боялся.

После вылазки в «Адреум» Затворник на меня зол. Из–за моей авантюры его взломали (или попытались взломать — я ведь не знаю, чем кончилось дело), и за это он как минимум потреплет мне нервы… А как максимум оборвёт со мной все контакты.

К счастью, второго не случилось: меня, как и раньше, перенесло в буферную зону — и это была хорошая новость.

Плохая состояла в том, что буферной зоной оказалась канализация.

Я угодил в мрачный тоннель — полукруглый, вонючий, с тёмной водой (в ней я, кстати, и стоял). Впереди брезжил свет (видно, где–то там был люк — либо с решёткой, либо открытый), слева и справа блестели стены — бугристые, склизкие, отвратительные даже на вид. Где–то тихо раздавалось заунывное «кап–кап».

«Ну спасибо, Затворник…» — подумал я.

И задался не слишком приятным вопросом: если в буферной зоне всё так «радушно», то что будет дальше?..

Досадный ответ я вскоре узнал.

Пришлось сначала ввести коды, отыскав на стене анархистские лозунги. Затем был привычный уже «моцион», когда вокруг — одна лишь тьма. А едва она рассеялась, я оказался в…

Вот блин!..

Раскинув руки, я с трудом сохранил равновесие.

Подо мной вместо пола была плита — вроде каменная, не больше квадратного метра. Плита висела в воздухе сама по себе. А под плитой (мама родная!..) бурлила раскалённая лава… или это была магма?.. Чёрт её знает, я всё забываю, чем они отличаются. Короче, что–то там бурлило, и оно мне не нравилось.

Но то, что было вокруг, понравилось мне ещё меньше.

Потоки раскалённой лавы (или всё–таки магмы?) низвергались отовсюду: я как будто был над озером, окружённом водопадами. Берегов (если те вообще были) я не видел, а наверх даже не стал смотреть: меня меньше всего интересовало, есть ли тут небо.

— Надо же — сам пришёл… — сказал откуда–то Затворник. — Ну и как предлагаешь с тобой поступить: топить сразу или по кусочкам?

Рядом что–то пролетело — то ли меч, то ли копьё… Я как–то не разглядел.

— Привет, Затворник, — бросил я. — Твоё гостеприимство вызывает искреннее восхищение.

— О, ты ещё не всё видел! — обнадёжил меня Затворник. — У меня для тебя столько всего припасено…

Из расплава высунулась акулья морда и, щёлкнув зубами, заставила меня вздрогнуть.