Игра с тенью - [3]

Закончив с обедом, я пошел в сад, где рабочие закладывали фундамент для новой студии, и торжественно повторил все требования (нужно, чтоб свет был с севера, вход должен быть защищен от непогоды), которые они и так уже отлично знали из планов. Там-то Мэриан и нашла меня, когда вернулась домой, и спасла их от меня, а меня — от меня самого.

— Ты же не можешь идти в таком виде! — немедленно заявила она с напором, от которого рабочие вздрогнули. Но она улыбалась, а ее черные глаза сверкали. — Ты выглядишь как человек, который прошел пешком пол-Лондона.

— Куда идти? — спросил я.

— К леди Истлейк, конечно, — сказала она уже тише и повела меня к дому. — Она была на выставке сегодня утром, потом мы вместе обедали и говорили о том, что Лора уехала, а я осталась, а от этого вполне логично перешли к тебе. — Мэриан взяла меня за руку и завела в дом. — И она очень просила, чтобы я привела тебя познакомиться сегодня вечером.

Я немедленно вообразил, что все это как-то связано с моей картиной. Ведь сэр Чарльз — директор Национальной галереи, и, признаюсь, на одно безумное мгновение я представил, как он выходит из-за ширмы в гостиной своей жены и говорит: «А, Хартраит, мне очень понравились „Жена и дети художника в Лиммеридже в Камберленде" — я видел картину в этом году в Академии, и я бы не прочь купить ее для страны». Но я быстро понял, какая это жалкая фантазия, и решил, что милая Мэриан просто надеется отвлечь меня от разлуки, познакомив со своей подругой — «синим чулком».

Как оказалось, правда была куда более странной, чем любое из предположений.

Мэриан никогда не описывала тебе дом Истлейков? Сейчас слишком поздно ее спрашивать (уже за полночь, и она наверняка спит), так что, если описывала, просто пропусти следующий абзац.

Они живут на Фицрой-сквер, в одном из тех прекрасных старых каменных домов (кое-где на стенах сквозь грязь еще виден первоначальный медово-золотой цвет) с высокими окнами и такими большими парадными дверьми, что туда могла бы пройти лошадь. Как раз когда мы прибыли, по лестнице буквально слетела модно одетая женщина в отороченном мехом жакете и крошечной шляпке-таблетке с перьями (насколько вообще может лететь тот, кто ниже талии закован в гигантскую птичью клетку) и вскочила в ожидающий ее экипаж. На скулах у нее горели гневные пятна румянца, и она едва кивнула нам, быстро проходя мимо.

Парадную дверь открыл высокий лакей с седыми волосами и густыми темными бровями. Мэриан обратилась к нему легко и привычно, что меня удивило:

— Добрый день, Стоукс. Ваша хозяйка дома?

— Да, мэм.

Он провел нас через широкий вестибюль, уставленный мраморными бюстами, наверх, в большую гостиную. Она была обставлена по-современному, с толстым турецким ковром, резными дубовыми стульями; на зеленых стенах тесными рядами, словно кареты на Пикадилли, выстроились акварели. Над карнизом для картин стоял ряд японских тарелок (явно сделанных в самой Японии, а не в Стаффорде!), а над камином висел большой классический пейзаж кисти самого сэра Чарльза, как я решил, поглядев на слащаво-приторные цвета.

Когда мы вошли, с кушетки у окна поднялась необычно высокая женщина. На мгновение вечерний свет выделил ее силуэт, и ясно разглядеть я смог только ее голову, странно склоненную набок, как у птицы. Она подошла к нам, и я увидел, что ей около пятидесяти, одета она в мягкое зеленое платье, отделанное плетеной тесьмой, а ее все еще темные волосы просто стянуты назад и убраны в сетку. У нее был широкий неровный рот, который расплылся в искренней улыбке, когда она протянула руку Мэриан.

— Мэриан, — сказала она, — ты как на крыльях прилетела.

Голос у нее был негромкий, но четкий, и я различил легкий шотландский акцент. Она повернулась к лакею:

— Спасибо, Стоукс. Если кто-нибудь еще зайдет, меня нет. — Она тронула руку Мэриан и улыбнулась мне. — Тебе не пришлось связывать его и втаскивать в кэб, чтобы заставить прийти?

Мэриан рассмеялась:

— Леди Истлейк, это мой зять — сводный зять — Уолтер Хартрайт.

— Сводный зять, — со смехом повторила леди Истлейк. — Как сложно. Очень рада вас видеть, мистер Хартрайт, как поживаете? — Я пожал ее руку, а она огляделась, словно внезапно поняла, что ей здесь не нравится. — Думаю, нам будет удобнее в моем будуаре, — она произнесла последнее слово с иронической интонацией, которая снова заставила Мэриан рассмеяться, — если вы простите меня за беспорядок.

Она прошла в глубь комнаты и распахнула двустворчатые двери. За ними была непарадная гостиная, светлая и приятная, с высоким окном, выходившим в сад. С первого взгляда она напоминала скорее кабинет оксфордского профессора, чем будуар леди. Вдоль стен тянулись стеллажи, некоторые из них были заставлены книгами, а другие, похоже, — стопками бумаг. В углу помещался секретер, крышке которого не давал закрыться ворох бумаг и писем. По сторонам камина располагались большие шкафы, заполненные камнями, раковинами, осколками горшков, там же была видна половина этрусской головы; а в центре, что казалось самым странным, стоял большой стол красного дерева, заваленный фотографиями, которых было больше, чем я когда-либо видел в жизни. Я невольно пробежал по ним глазами в поисках общей темы или знакомых картин. В первом я не достиг успеха, потому что темы были разнообразны, как сама жизнь, — портреты, сельский домик, большая фабрика, проступавшая сквозь дым собственной черной трубы, но во втором добился лучших результатов, заметив между стогом сена и смазанным изображением тягловой лошади портрет самой леди Истлейк.