Игра с огнем - [8]

«Мне все равно понравилось тебя целовать:) В понедельник, думаю, мы продолжим наше близкое знакомство. Да?».

Я, к сожалению, не расслышала вибрирующего звука последнего сообщения, пришедшего не сразу, а минут через десять. Телефон ласточкой выскользнул из руки на подушку. И я, наконец, провалилась в долгожданный глубокий сон, и снилось мне, что большой орел с гордым клювом то и дело развлекается тем, что превращается в милашку-фею. Она, явственно распространяя вокруг себя клубничный аромат каких-то невиданных мне духов из ягодной амброзии, обкладывает большими спелыми ягодами красного цвета мою постель. А затем вновь становится орлом, чистящим перышки – чтобы через пару минут вновь трансформироваться в наглоглазую фейку с замашками ехидного гопника.

А потом мне снилось что-то романтичное и очень личное, чувственное, а что именно, я так и не смогла вспомнить. Когда проснулась – солнце уже вовсю пыталось проникнуть в мою комнату, – перед глазами то и дело возникал знакомый профиль с ямочками на щеках, который манил, как магнит. И я поняла, что мне точно снился господин Смерчинский собственной невыносимой персоной.

О чем мы вчера переписывались?..

А обладатель этих самых ямочек на щеках, так и не дождавшись ответного сообщения от своего Бурундучка, лежал на теплом полу в своей комнате, свободно раскинув ноги и руки, как Витрувианский человек[1], вписанный в окружность. Окружностью в данном случае стал мягкий ковер, вернее, не сам ковер, а овал, вычерченный внутри него, мягкого квадрата ручной работы, выполненного из натурального шелка.

Ковер цвета топленого молока можно было считать особым украшением комнаты Дэна. Он устилал середину просторной комнаты с огромным, от пола до потолка французским окном с видом на крутой живописный берег реки и был подарен Денису мамой несколько лет назад. Текстильное изделие создавали в Иране по ее специальному заказу несколько месяцев, и выглядел он неброско, но очень красиво. По краям чудного ковра глаза радовали многочисленные коричнево-изумрудные узоры. Внутри же, в круге, были вышиты несколько сонетов Петрарки на итальянском языке – как и положено, по четырнадцать строк каждый. В самом центре ковра красовалось схематичное, но нежное изображение девушки, которая, по замыслу мамы Смерча и создателей ковра, должна была олицетворять единственную любовь жизни великого поэта – прекрасную Лауру.

Неподходящую в современном мире любовь к итальянской культуре Возрождения темноволосый парень унаследовал, вероятно, от деда. Не зря тот даже собственный клуб назвал в честь великого Данте и обустроил его в лучших традициях «Божественной комедии».

– Если бы ты не был моим внуком, я бы у тебя этот ковер экспроприировал, – однажды несколько лет назад, смеясь, заметил дед, пришедший на один из семейных праздников, зайдя в спальню к внуку. – А вкус у тебя имеется, хоть ты еще совсем мальчишка.

– Идиот, – хмыкнул Петр, как только дедушка вышел. Он терпеть не мог, когда тот хвалил кузена. – Тащишься по такой ерунде? А тебя ведь в школе крутым считают. Ты типа эстет? Мамочка подарила ковер, и ты в восторге?

– А ты типа завидуешь? – с улыбкой спросил Денис, который действительно ценил качественные вещи и уют.

– Кто? Я? Чему? – зло усмехнулся Петр. В подростковом возрасте у него был просто ужасный характер.

– Кто? Кажется… Да, кажется, это ты. – В голосе Дэна ящеркой скользнуло веселье. – Чему? Наверное, все же мне. – Он пожал плечами и добавил: – Просто у тебя настолько низкая самооценка, что рядом со мной ты чувствуешь себя… как бы это сказать… – юный Смерч подмигнул брату. – Немного неуверенно. Так ведь?

– Так ведь.

Темноволосый парень в очках, с такой же улыбкой глядя в глаза Дениса, резко схватил вазу, в которой стояли цветы, и театральным движением вылил воду на дорогой ковер. Следом на него полетели и цветы, на которых Петя хорошо, от души, потоптался. Денис жутко рассердился. Несколько секунд он смотрел на подаренный ковер, давая возможность брату почти беззвучно, но довольно посмеяться, а после схватил Петра за грудки. Тот в долгу не остался.

В общем, братья подрались, и даже гневные окрики вернувшегося деда не смогли их остановить – чтобы разнять парней, потребовалась помощь нескольких мужчин.

Кстати, почти никто из друзей, часто бывавших в доме Смерчинских, не придавал большого значения этому светлому ковру, хотя тот был самой дорогой вещью в комнате Дэнни. И одной из самых дорогих вещей во всей богато и со вкусом обставленной квартире, располагающейся в элитном жилом комплексе.

Когда Черри, который однажды едва ли не прожег сигаретой дыру на шелковом изделии, узнал от Смерча, что едва ли не ежедневно беззаботно топчется по целому состоянию – хоть и небольшому, то некоторое время пребывал в крайнем изумлении. Его он выразил с помощью не совсем приличного, но крайне эмоционального выкрика и изогнутых бровей, и с тех пор старался в районе ковра сигареты больше не смолить. А Дэна в шутку стал называть «буржуем экстра-класса».

– Ковер за пару лимонов – это ненормально, – заявил панк. – Это дерьмово!

– Нормально, – тут же сказал Ланде, один из немногих друзей Смерча, который разбирался в искусстве и в его произведениях, высоко их оценивая. – Этот ковер прекрасен. Сидя на нем, я попадаю в древнюю Персию.