Игра - [46]

Теперь мне стало ясно, отчего так отчаянно жестикулировал Светлозар, показывая, что должен топить печи. А те двое, судя по описанию, не кто иные, как Марко и Слави. Я чуть было не рассмеялась. Ну вот, теперь все вставало на свои места. Мне только надо было проверить одну вещь.

– Вот что, Иорданка. Эти деньги не мои, они даны вам, у вас пусть и остаются. Мне без вас все равно не справиться. Эти двое скоро уедут. Как и я. И тогда я буду только рада, если вы найдете время для моего дома. Я буду держать с вами связь.

Больная забеспокоилась. Поняла по моей интонации, по голосу дочери, что все обошлось. Иорданка обняла мать и радостно чмокнула ее в щеку, по которой катилась слеза.

Иорданка сама вызвалась проводить меня.

– Завтра приготовлю что-нибудь вкусное, – сказала она, собирая мне с собой плюшки, яблоки и плитку шоколада. Я приняла все. Когда дают с такой радостью то немногое что есть, надо принимать. Перед уходом я еще заглянула и пожелала спокойной ночи матери Иорданки. Как больно было видеть исхудавшие руки этой красивой женщины; глядя на нее, даже не верилось, что пол ее тела разбил паралич. Узловатые длинные пальцы крепко держались за край одеяла, словно цеплялись за краешек жизни.

– Выкарабкаешься, точно знаю, что выкарабкаешься, – я наклонилась над ней и поцеловала в лоб. Старая женщина едва заметно кивнула мне. В ней жила надежда. Чувствовалось огромное желание выжить.

– Я даже не сомневаюсь в этом, – махнув ей рукой, я поспешила к ожидавшей меня на крыльце Иорданке.

Перелом происходит тогда, когда в чувствах напряжение достигает пика. «Ну, ребята, – думала я о Марко и Слави, – а может, вовсе и не они, а тот, который приезжал с Марко ночью? Какая разница! Теперь держитесь!» Я ступала след в след за Иорданкой по заснеженной тропе, наполовину сокращающей путь к моему дому. В темноте я и не пыталась запомнить дорогу. Все равно в следующий раз пойду по шоссейной дороге. Мне нельзя ходить по ухабистым тропам, надо беречь ногу.

– Боишься встретиться с ними? – спросила я Иорданку. – Нет, они обо мне не знают. Мы всегда ходим этой тропой. Так быстрее. А ты не боишься?

– Нет.

– Это хорошо. А мы боялись за тебя. Вечером, когда ты должна была приехать, дежурили по очереди.

– А кто должен был меня встретить в Софии?

– Юристка. Кажется, Наташа. Она звонила, когда вы уже были в пути сюда. Успокоились, когда Илларий увидел эту девушку, о которой говорил Илиев.

– А кто такой Илларий?

– Это наш куртизан, – Иорданка хихикнула. – Ты его видела в кафе. У него черный мотоцикл и черная кожаная одежда.

– Да, припоминаю, – я чуть не умерла со смеху. Куртизан еще тот. Я вспомнила его тонкую шею и дернувшийся кадык этого юноши. А может, болгары используют это слово в другом значении? Но как бы там ни было, мы обе радовались: шагающая передо мной и время от времени останавливающаяся, чтобы сказать или спросить что-то, уставшая от переживаний, безденежья и безысходности маленькая хрупкая женщина радовалась сохранившейся возможности несложной работой хоть немного, но зарабатывать. Я представила, как трудно ей было отказаться от выплаченных авансом денег. А я радовалась тому, что вместе с домом получила в наследство помощников, к тому же еще знающих русский язык. Уже не говоря о том, что Иорданка сообщила мне очень важную информацию об Иво Илиеве.

– Спасибо, – сказала я Иорданке, приближаясь к дому. – Береги себя, тебе нужны силы, чтобы ухаживать за мамой.

– Я обещала Илиеву, что никому про дом и деньги не буду говорить. Но тебе ведь можно было сказать?

– Но ведь он сам велел тебе договориться со мной о дальнейшем. Или ты еще кому-то сказала? Женщина кивнула: – Тео знает.

– И тогда вся деревня знает?

– Нет. Тео – дядя моей матери. Он тоже дежурил здесь.

– Чем занимается ваш Тео?

– У него свой маленький магазин, продает табак и тайно ракию.

Полное имя от Тео – Теодор. Ну, конечно же, Теодор Данаилов! Лавочник! Мне очень хотелось бы пригласить Иорданку в дом и до утра расспрашивать ее. Но я опасалась чего-то. И даже не Марко, нет.

– Как ты думаешь, почему Илиев доверил дом тебе?

– Я думала об этом. Он мало с кем разговаривает здесь. Мне кажется, что кроме нас он больше ни с кем и не общался. Я жила раньше не здесь, мы переехали сюда, когда с мамой случился удар. Кроме наших соседей и дяди больше никого и не знаю. Когда в первый раз заплатил нам за работу, мне было стыдно принимать такие большие деньги. Не заработали. Пожалел он нас. Но он сказал, что это за молчание.

– Ну а если он ни с кем не общался, как он мог знать о твоем бедственном положении?

– Да сейчас почти все в таком положении.

– Но ведь выбрал тебя и ведь знал, в какую дверь постучать!

Иорданка задумалась. На этом мы и расстались.

Белые шары фонарей перед домом рассеивали вокруг приятный свет.

Я вошла в дом, щелкнула включателем. Поднялась по лестнице к чердачному окошку – моему наблюдательному пункту. Посмотрела в сторону леса и грустно улыбнулась: Иорданка, вся превратившись в слух, стояла, задрав голову на окна. Постояв немного и убедившись, что ничего не произошло, быстрым шагом скрылась в темноте.