Игра - [36]

– Имам, – ответила я.

Марко удивленно вскинул брови. Откуда ему было знать, что я не могла не запомнить этого слова, поскольку мой новый знакомый, владелец табачной лавки Теодор Данаилов, рассказывая мне о своем бизнесе, повторил это слово раз двадцать. Я открыла на кухне кран, и оттуда полилась горячая вода. Из ванной комнаты я принесла Марко полотенце для рук и бутылку жидкого мыла. Марко долго намыливал свои красивые руки, прежде чем остался доволен результатом. Почему он не вымыл руки внизу – в коридоре, рядом с гостиной, где он спал, была комната с душем и прочей необходимой санитарной техникой. А может, там нет мыла? Я вернулась назад, отыскала в шкафу ванной комнаты кусок мыла, гель для душа и, взяв с этажерки два полотенца, отнесла их на кухню, чтобы передать Марко. А его уж опять след простыл. Но вскоре снова зазвучала мелодия его мобильного телефона, теперь уже из прихожей, Марко ответил на французском. Так красиво… Я заслушалась, хотя ни слова не понимала. Что-то меня обеспокоило. Что? Знание Марко французского языка? Нет. Я слышала, как великолепно говорил он с кем-то по телефону на немецком языке. Нет. Не это. Французский язык… Телефонный звонок… И тут я поняла, в чем дело. Как я могла забыть о звонках в ночь на Рождество…

Глава 9. Сомелье

Как я могла забыть о звонках неизвестного человека в ночь на Рождество? В первый раз странный звонок прозвучал в нашей квартире четыре года назад. Домашний праздник подошел к концу. Уставшие от впечатлений, вкусной еды, разморенные исходившим от камина теплом внуки уже спали. Их родители, наши две дочери с мужьями, еще только укладывались спать. Даже я, успев вымыть посуду, радостная и довольная от того, что все удалось – и подарки, и угощение, – легла рядом с мужем, хотя спать не хотелось. Я радовалась, что наконец-то смогу осталась одна со своими мыслями и мечтами. Рождественская ночь особенная… И только я успела подумать об этом, как в гостиной зазвонил телефон. Зазуммерил, как в старые времена, когда переговоры заказывали через телефонную станцию. Я поспешила снять трубку, чтобы звонок не разбудил только что заснувших детей. К моему удивлению, из трубки послышалась французская речь.

Приятный женский голос оператора спросил у меня сначала на французском, затем на голландском, а может, датском, и в последнюю очередь уже на английском языке, согласна ли я, назвали мое имя, принять этот звонок за свой счет. Услышав свое имя, я от неожиданности растерялась. Тем более что спросили мадемуазель и почему-то назвали двойную фамилию – мою настоящую по мужу и материнскую. Не девичью. Я услышала впервые жизни, как громко может стучать сердце. И видимо, не только у меня сердце зашлось от французской речи. Даже мои довольно прагматичные зятья не засомневались в безопасности такого звонка. Голос оператора из трубки звучал так отчетливо, что слышно было во всей квартире, и когда текст повторился на английском, они дружно закричали мне из разных комнат: – Скажи «Yes!»

Конечно же, я была согласна. Последовали звуки набора номера, то есть меня соединяли с тем, кто заказал переговоры. Затем послышались зовущие гудки. Но на том конце провода трубку снимать не спешили. Все напряженно ждали. Наконец раздался щелчок, и я услышала живое молчание: слышно было дыхание волнующегося человека. Казалось, вот-вот мы услышим чей-то отчаянный голос. И вдруг все оборвалось. Скорее всего, звонивший сам положил трубку. Передумал. Не решился. В рождественскую ночь такой звонок? Я нырнула в постель и накрылась с головой одеялом, скрывая свое волнение. Мне показалось, что это кто-то очень родной нам человек, попавший в беду или оказавшийся в других стесненных обстоятельствах. Ведь иначе бы не попросил звонка за мой счет. Я в этот миг была совершенно уверена в этом. А на утро мои домочадцы высказали похожее предположение, а старшая дочь даже спросила:

– Мама, это он? – боясь произнести имя того человека, о котором я думала ночь напролет. Но ведь если верить газетным сообщениям и другому двоюродному брату, то этого человека уже нет в живых. А почему же мы, так разволновались, стоило лишь услышать нам французскую речь, и свели этот звонок с ним, моим двоюродным братом, Германом, жившим во Франции, в Бордо. Но в ту минуту, когда я слушала это молчание, я была уверена, что это именно он. Мужчин больше интересовало, во сколько мне обойдется это маленькое ночное происшествие.

– Странно, так обычно звонят, когда пытаются скрыть следы, чтобы не оставалось номера телефона, или из закрытого учреждения, – рассуждал муж моей старшей дочери.

– А трубку положил через восемь секунд – тогда платить не надо. – Другой зять, полицейский, заметил, что так можно скрывать след, звоня через иностранного оператора. А сам потом долго допытывался у моей дочери, чем я занимаюсь. – Очень уж загадочный звонок.

А я не знала, радоваться мне или огорчаться. И я обрадовалась и огорчилась одновременно. Я не знала, чему верить. Своей интуиции? Ведь уже при первом длинном дребезжащем звонке, какой бывает только при междугородней связи, давно уже не звучавшем в нашей квартире, и о котором уже все забыли, поскольку пользуются мобильными телефонами, я, уже приближаясь столику с телефонным аппаратом, сознавала, что это звонок особенный. И что предназначался он мне.