Игра престолов: прочтение смыслов - [56]

Р.Т.: Он не пушистый, он лысый.

М.Ш.: Да. Что характерно. Как верно заметил Ричард, он абсолютно нейтрален: такой наблюдатель, игрок и т. д. И, кстати, обратите внимание, в сериале он ещё постоянно прячет руки. То есть он вообще не показывает никаких своих намерений. И Его Воробейшество, который точно так же следует каким-то своим правилам. А теперь внимание: так ведь Серсея абсолютно в этом плане права. Она же спасает своих детей! Какая мать не хочет спасти своих детей?

Р.Т.: Да, то есть, видимо, здесь есть элемент этики, но этики чисто, если хотите, биологической. Меня впечатляет, что сам концептуальный пласт саги — он дохристианский или послехристианский. Даже ни одно из имён героев не является именем христианским, хотя иногда напоминает его.

Р.Т.: Само понятие этики при анализе этого произведения ахронично и анахронично. И, кроме того, я бы сказал о понятии «народ», которое упомянул, если не ошибаюсь, Владимир. «Народ» был придуман Гердером, то есть это XVIII век. Точка отсчёта, от которой развивается сюжет, отсылает нас в совершенно иной, доисторический, во всяком случае досовременный, период. Поэтому народа там действительно нет. Там есть люди, там есть воины, там есть какие-то крестьяне, которые копошатся в плодородной земле…

М.Ш.: В почве.

Р.Т.: И нации тоже. Вообще, в конце XVIII — начале XIX века этих понятий не существует. Биологически привязано всё к любви: особенно матери и отца к детям; к любви мужчины и женщины друг к другу. Этим, на мой взгляд, этическое содержание исчерпывается.

А.М.: Да, но если говорить как раз о гоббсовском мире, то Гоббс сделал очень интересную вещь. Фактически создав первую, в общем-то, атеистическую систему политологии, он, собственно, перевернул спор времён Реформации и Контрреформации — спор об узурпации, вокруг которого всё строилось. Собственно, католики утверждали, что Католическая церковь — единственная, которая не может узурпировать власть, поскольку она всячески заботится о своих детях, и, собственно, те добродетели, которыми она обладает, оправдывают в том числе даже и те недостатки, ошибки, преступления, которые были совершены. А что Церковь совершала преступления — это потому что она вынуждена была противостоять той системе узурпации, которая существовала во всём окружающем мире. То есть окружающий мир здесь описывается как Град Земной и как град, в котором происходит узурпация. Понятно, что эта схема восходит к Августину, хотя очень своеобразно препарированному, где только, в общем-то, Град Божий, как вы помните, не представляет собой узурпацию. А, собственно, с чего у Августина начинается мировая история — с того, что, в общем-то, Ромул убивает Рэма, то есть фактически узурпатор убивает узурпатора.

Е.В.: Каин Авеля.

А.М.: Да, и Каин убивает Авеля. То есть узурпацию нельзя, по Августину, преодолеть, потому что уничтожение узурпации становится, в свою очередь, новой узурпацией. Гоббс поворачивает эту ситуацию, доказывает, что считаемое нами заботой об общем благе является узурпацией. Если бы Ромул завалил Рэма подарками, это была бы точно такая же узурпация.

Е.В.: Одной из вербальных и смысловых доминант дискурса Дейнерис является слово «узурпатор».»

А.М.: Да. Кстати.

Е.В.: И Станниса Баратеона. Вот они бесконечно оперируют концептом «узурпатор», называя узурпаторами всех, кто так или иначе является их конкурентами по борьбе за железный трон.

А.М.: Да. И вот, конечно, интересно, что если Гоббс выворачивает эту ситуацию, то «Игра престолов» в некотором смысле — это размышление над тем, как работает система, где узурпация поддерживается не только как бы начальным убийством или ритуальным, в общем-то, жертвоприношением по Августину, но и всеми остальными сторонами жизни, где для цивилизаторства оно тоже будет в той или иной мере узурпацией.

Е.В.: Самое интересное, на что бы мне хотелось обратить внимание: если мы понимаем вопрос о праве претендентов на престол, мы, наконец, переходим к вопросу претендентов.

М.Ш.: Но, коллеги, что интересно. Ведь если вглядеться в ситуацию, там вообще нет тех, у кого есть права на престол, хоть сколько-то мотивированные. Мы берём Баратеона. Баратеон убил из-за любви брата Дейнерис. То есть он — узурпатор.

Е.В.: Тут есть ещё мой любимый эпизод про Джейме Ланнистера — когда Джейме как бы раскрывает себя. И в этот момент в фильме его образ поворачивается как бы в положительную сторону, так как он говорит: «Вы говорите, я — цареубийца. Цареубийца». И дальше он начинает рассказывать, почему он убил. Потому что он спасал людей. То есть он как бы…

М.Ш.: …нарушил присягу. То есть получается, что это — двойная бездна. Ну то есть либо ты нарушишь присягу и всю жизнь будешь заклеймён как цареубийца, либо погибнут люди, и тоже по твоей вине. В любом случае ты будешь виноват. Мне кажется, что в этом как раз и есть главный, если мы внешне посмотрим, а не изнутри, этический резон этого мира. Что бы ты ни сделал, действительно, ты либо будешь заклеймён, либо погибнут люди.

Р.Т.: Мне очень понравилось это рассуждение Евгении, потому что оно мне напомнило следующий эпизод из истории почти современной. В основании Соединённых Штатов отцы-основатели были людьми, которые нарушили присягу верности королю, были клятвопреступниками. Но они ведь начали проект, который потом продолжили и французы, новое государство, основанное на каких-то идеологических принципах. Может быть, это некоторый скачок концептуальный, но ведь есть очень сильный монолог Джейме о том, как сумасшедший король пришёл спасти тех, кого можно было спасти. Здесь такой узел — я почему-то говорю солженицынским языком — где действие начинает двигаться именно в историческом смысле.