Игра Подсказчика - [83]

Единственный способ в этом убедиться – найти Паскаля.

Стормарк пошел на сотрудничество, отдал распоряжение предоставить Миле всю необходимую информацию. Даже не спросил, для чего это ей нужно. Догадался, наверное, что ее визит связан с недавними последствиями трагических событий минувших лет. Ученый чувствовал, что частично несет ответственность за произошедшее, и именно поэтому не утаил ничего.

Однако Миле мало что удалось найти в личном деле Рауля Моргана. Прежде всего, там не было фотографии. Даже снимок с пропуска в лаборатории куда-то исчез. Мила подумала, что не дьявол к этому приложил руку, а сам Паскаль, учитывая то, с какой одержимостью он уничтожает все свои следы.

Единственным, что ей удалось раскопать, было имя жены антрополога-криминалиста. Ее звали Мэри.

На обратном пути дождь лил как из ведра, и в горах было трудно ориентироваться. Все-таки Миле удалось обнаружить забегаловку с телефоном-автоматом.

Она вошла в зал вместе с Хичем. В такую непогоду там, кроме персонала, не было ни души. В каменном очаге весело пылали дрова, на стенах красовались старые деревянные лыжи и даже пара оленьих голов. Помимо этой мрачной детали, атмосфера была располагающей, а Миле требовалось восстановить силы. Она заказала сэндвич, который разделила с собакой, кока-колу и свежей воды, которую попросила налить в миску. Еще попросила кассиршу дать сдачу мелочью. Взяв монеты, направилась в телефонную кабину.

Совершила ряд звонков бывшим коллегам по Управлению, которые были ей чем-то обязаны по ходу прошлых расследований и которых она могла просить об услуге. Официантка принесла заказ, но понадобилось больше часа, чтобы добраться до последнего известного адреса Мэри Морган.

Однако, звонок за звонком, Миле удалось восстановить последние десять лет жизни женщины.

После гибели сына Мэри долго лечилась в клинике от тяжелой депрессии. Тем временем получила от мужа развод. Год за годом пыталась начать жизнь сначала. Меняла место жительства, принималась за разные работы, но так и не смогла приспособиться.

Но в последние три года обрела стабильность, вступив в буддийскую общину на холмах, вдали от города и в нескольких километрах отсюда.

Мила решила, что поездка туда отнимет слишком много времени – времени, которое для Алисы и «Запредела» истекало.

Она должна поговорить с этой женщиной.

В общине не было телефона, и Мила нашла номер полицейского участка ближайшей деревни.

– Даже если я туда поеду, не уверен, что кто-то из них захочет с вами говорить, – заявил местный полицейский, когда Мила спросила, можно ли соединить ее с Мэри, доставив ей сотовый телефон. – Странный народ: все, как один, вегетарианцы, – поделился полицейский этой невероятной подробностью.

– Дело очень срочное, – настаивала Мила, не входя в детали. – Пожалуйста, помогите: я бывшая коллега, меня зовут Мила Васкес. Можете проверить, если хотите. – Она упирала на дух солидарности между полицейскими, надеясь, что это сработает.

Агент призадумался.

– Хорошо, но предупреждаю: добираться туда минут сорок, не меньше, и нет гарантии, что сотовый ловит в тех диких краях.

Мила поблагодарила его, дала номер забегаловки. И стала ждать. Время как будто остановилось, сорок минут прошло, и никаких известий. Все, что угодно, могло произойти, а она ничего не знает. Нет сотовой связи, или Мэри Морган отказалась говорить, или полицейский соврал и теперь, забыв об их разговоре, занимается чем-то другим.

Через час с четвертью телефон забегаловки заверещал. Мила бросилась отвечать. На линии были помехи.

– Я – Мэри, – недовольно сказали в трубку. – С кем я говорю?

– Меня зовут Мила Васкес, спасибо, что перезвонили.

– Чего вы хотите от меня? Агент сказал, будто дело срочное, но предупреждаю: что бы там ни было, это меня не интересует.

– Понимаю, Мэри, и прошу простить меня за то, что нарушила ваше уединение, но у меня нет выбора: моя дочь пропала три дня назад.

– Я-то здесь при чем? – спросила та неожиданно резко.

– Я думаю, что в ваших силах помочь мне ее найти.

– Не вижу, каким образом, если учесть, что я давно живу вдали от мира.

– Знаю, вы способны меня понять, – отважилась Мила. Намекая на то, что Мэри тоже была матерью, она очень рисковала: женщина могла пойти на сотрудничество, а могла и замкнуться в себе и прервать звонок. Но Мила надеялась, что откровенность принесет свои плоды.

Мэри молчала, – возможно, то был добрый знак: она колебалась.

– Воображаю, как трудно было идти вперед, – подтолкнула ее бывший агент полиции, давая понять, что ей известна вся история. – Есть раны, которые не затягиваются, сама по опыту знаю. Это как жить с дырой в животе: она воспаляется и кровоточит, когда меньше всего ожидаешь… Поэтому я не хочу повторить вашу судьбу, госпожа Морган.

Последние слова прозвучали жестко, но Мила не умела изображать сочувствие.

– Потеряв ребенка, остаток жизни живешь как зачумленная, – подхватила Мэри, подтверждая Милину правоту. – Люди тебя избегают, боясь, что несчастье, приключившееся с тобой, может как-то коснуться их. На словах сострадают, но на самом деле испытывают облегчение оттого, что не их коснулась беда.