Игра Подсказчика - [16]

Бронированная дверь закрылась за ее спиной. Мила очутилась в тесной, слабо освещенной комнатке. Пока глаза привыкали к полумгле, перед ней начала подниматься переборка.

С той стороны хлынул свет, белейший, ослепительный.

Барьер сдвигался все выше и выше, постепенно показывая за пуленепробиваемым стеклом человека, стоящего посреди камеры.

Энигма застыл неподвижно, одетый в розовый комбинезон, карнавальная фигура добра и зла. Его озарял луч полуденного солнца, пробившийся сквозь узкую амбразуру. Среди такого блеска он походил на злобного ангела. Сложив руки на животе, переплетя пальцы, он не сводил с Милы глаз.

Знает, уверилась Мила, вспомнив, что напоследок сказал Бауэр. Почуял, что я пришла. Ждал меня.

Бывшая сотрудница Лимба подошла ближе к стеклу, чтобы заключенный смог ее узнать, но также и затем, чтобы лучше рассмотреть его. Складывалось впечатление, что татуировки, которыми пестрели не закрытые комбинезоном участки кожи, – не просто картинки. Числа двигались, наползали одно на другое: жили.

Плод разыгравшегося воображения, разумеется; не стоит предаваться пустым фантазиям. Он всего лишь человек, сказала Мила себе. Не монстр. Он из плоти и крови. Он уязвим. Его можно убить. Заставить страдать.

– Думаю, ты знаешь, кто я такая, – начала Мила.

Татуированный промолчал.

– Ну вот, я здесь. Ты ведь этого хотел?

Молчание обескураживало. Мила искала, за что зацепиться, чтобы продолжить разговор, и одновременно осматривала место, в котором держали заключенного. Кроме койки, прикрепленной к полу, и металлического унитаза, в камере ничего не было. Ни единого знака на стенах, никаких личных вещей. Четыре видеокамеры следили за каждым его шагом, ничто не могло укрыться от электронных глаз.

Через несколько секунд Мила заговорила снова:

– Если ты передумал, если не хочешь меня здесь видеть, я могу и уйти.

Тут мужчина расцепил руки, правой почесал шею, потом висок. Судорожными движениями, словно под действием нервного тика.

– Расскажи мне о Карле Андерсоне, – предложила Мила. – Я видела цифру, вытатуированную у него на запястье; думаю, вы знакомы.

Кроме тех первых движений, никакой реакции.

– Может, я ошибаюсь, но складывается впечатление, что ты не случайно оказался на ферме. По-моему, ты туда явился намеренно. Зачем?

Энигма задвигался снова: на этот раз ладонью разгладил морщинку на комбинезоне в районе грудной клетки, потом смахнул воображаемую пыль с левого плеча.

Жесты были быстрые, но завораживающе выверенные. Почти изящные.

– Я думала, ты позвал меня, чтобы рассказать какую-то историю. Или я ошибаюсь? Может быть, разъяснишь, что на самом деле случилось тем вечером: любопытно услышать твою версию.

Задержанного вроде бы вовсе не задевали ее слова. Он по-прежнему не сводил с нее своих невероятно черных глаз. Милу передернуло: ей показалось, будто этот взгляд ищет слабое место, трещинку, чтобы пробраться внутрь.

– Не уверена, что наша беседа приносит плоды, – попыталась она прибегнуть к иронии. На самом деле ей было не по себе, хотя она и старалась всячески это скрыть. – Если ты ничего мне не скажешь, меня больше не пригласят, тебе это известно, правда?

Энигма не откликался на ее слова, оставался безразличен. Наверное, знал, что Мила вовсе не собирается возвращаться сюда. Еще несколько часов, и я сяду на поезд, вернусь домой, твердила она себе. Но прежнего не воротить, и она это знала. Пусть у этого человека нет шансов отсюда выбраться, одна мысль о том, что он существует, смущает душу.

Кто ты такой? Что за цифрами расписал себя? Почему захотел, чтобы я пришла?

Решив не медлить более, порылась в кармане и вытащила единственное, что ей разрешили с собой пронести. Копия восстановленной на компьютере фотографии Энигмы, которую ей показали на брифинге этим утром, где его лицо представало таким, каким было изначально, без татуировок.

Лицо обычного человека.

Мила прислонила портрет к стеклу так, чтобы татуированный мог хорошо его разглядеть.

– Ты от этого бежишь, не так ли? – заявила она напрямик, забыв об осторожности. – Может быть, своим теперешним видом ты надеешься внушать окружающим страх? Уверена, ты до смерти напугал Фриду Андерсон и ее дочек, пока гонялся за ними, прежде чем убить, – молодец, ты воплотил в себе чудовищ из сказок, какие мама рассказывала девочкам…

Но я тебе открою кое-что новое: ты не менее банален, чем любой другой. Еще один маленький человек, свершивший нечто жестокое, глупое и непристойное. История полна таких, как ты, в тебе нет ничего особенного. Твои деяния хороши для спонсоров, размещающих рекламу посреди теленовостей: ты позволишь им продать немного больше моющих средств, но это не обессмертит тебя. Сегодня все говорят о тебе, но скоро найдут другой отпад, другой кошмар, который привлечет их внимание. О тебе позабудут… Ты уже умер, хотя сам об этом не подозреваешь. Осозна́ешь это через несколько лет, когда у тебя войдет в привычку считать время и ты вдруг поймешь, что здесь, внутри, у тебя даже отобрали возможность распорядиться собственной жизнью.

Как только Мила выложила ему эту горькую правду, татуированный снова задергался: положил руку на левый локоть, провел до запястья.