Игра об Уильяме Шекспире продолжается, или Слова, слова, слова... - [31]

Кроме того, Б.Б. счёл необходимым выразить своё отношение к частому появлению Бена Джонсона на страницах «Игры об Уильяме Шекспире»: «Гилилов любит Джонсона, но ведь и у попа была собака, которую он любил, но она съела кусок мяса…» Аргументы сходного типа приводились и по другим поводам.

Вряд ли стоило бы продолжать дискуссию на таком незамысловатом уровне, но ещё одну проблему, достаточно важную, рассмотреть необходимо. К тому же, в последнее время Б.Б. доказал, что может обходиться без ёрничества. Речь опять идёт о датировке честеровского сборника.

В начале 2000 года Б.Б. в очередной раз объявил на своём сайте, а потом и в трёх журналах (израильском, российском и английском), что гипотеза Гилилова о смысле честеровского сборника опровергнута. Основанием для опровержения является малоизвестная запись в бумагах современника Шекспира. Что же это за запись?

Шотландский поэт Уильям Драммонд (1585—1649) был человеком высокообразованным, владел несколькими языками, собрал большую библиотеку, много читал. Для памяти он с 1606 по 1614 год записывал (сразу или спустя какое-то время) названия прочитанных книг. Бумаги Драммонда разбирались в XVIII веке, записи о книгах опубликованы в 1857 году. И вот среди 42 названий книг, прочитанных в 1606 году, мы видим «Loves Martir», совпадающее с двумя первыми словами названия честеровского сборника — «Loves Martyr or Rosalins Complaint». Имени Честера в записи нет, и вообще нет никакой информации, кроме двух слов названия; так что это вполне могла быть какая-то неизвестная нам (или известная под другим названием) книга. За примером далеко ходить не придётся.

Представим себе, что лондонский экземпляр честеровского сборника (единственный в мире) со странным названием до нас бы не дошёл. Но в дневнике шекспировского современника оказалась бы запись о прочтении книги под названием «Ануалы Великой Британии». Могли бы мы подумать, что речь здесь идёт именно о честеровском сборнике, два других сохранившихся экземпляра которого озаглавлены совсем по-другому: «Жертва Любви, или Жалоба Розалины…»? Да ещё учитывая, что книгу Честера в нарушение закона ни под каким названием издатели в своей Гильдии не регистрировали! Названия произведений нередко менялись и в рукописных списках. Примеров много. «Жалоба влюбленной» могла стать «Жалобой Розалины» или «Жертвой Любви» и т.п. Скорей всего, Драммонду дали прочитать список поэмы, известной нам как «Жалоба влюбленной»[7] (впервые напечатанной в 1609 г. Торпом под одной обложкой с шекспировскими сонетами, многие из которых до этого тоже ходили в рукописных списках).

Но предположим, что в записи Драммонда речь идёт о честеровском феномене. Подчеркнём: это только предположение, доказательств нет. Поэтому его обязательно надо рассматривать в контексте с результатами исследования каждого из четырёх экземпляров сборника (названия, тексты, даты, набор, издатели, печатники, поэты-участники, их связь с возможными прототипами и др.). Однако наш оппонент относится к предположению, что в 1606 году Драммонд читал именно книгу Честера, а не какую-то другую, как к бесспорному факту, не требующему доказательств.

Более того, «на основании» лишь этих двух драммондовых слов, в полном отрыве от исторического и литературного контекста он смело объявляет «опровергнутой» базирующуюся на многочисленных фактах научную гипотезу о смысле самой загадочной в истории английской литературы книги, о прототипах её героев — Голубя и Феникс.

Ход рассуждения оппонента прост: Гилилов доказывает, что сборник Честера появился в 1612 году, но Драммонд читал книгу в 1606 году; значит, она появилась не позднее этой даты, и прототипами Голубя и Феникс, чью смерть оплакивают поэты, не могли быть супруги Рэтленды, умершие только в 1612 году. Столь категорический вывод Б.Б. делает исходя ещё из одного своего предположения, принимаемого им за бесспорный факт: якобы честеровский текст с самого начала (а значит, и в 1606 г.) уже содержал траурные элегии на смерть Голубя и Феникс. Нетрудно увидеть, что такое произвольное допущение противоречит действительным фактам, — о которых придётся напомнить, — связанным с содержанием честеровского сборника и с прототипами его героев.

Что мог читать в 1606 году Уильям Драммонд?

Отношения героев книги Честера — Голубя и Феникс — были такими же платоническими, как и отношения необыкновенной четы — графа и графини Рэтленд. В важнейшей «шекспировской» поэме-реквиеме прямо сказано, что Голубь и Феникс не оставили потомства, и причина этого не в их бессилии, а в том, что их брак был «чистым» (платоническим, целомудренным). Бен Джонсон пишет, что Феникс является только по видимости женой Голубя.

Графиня Елизавета Рэтленд была единственным отпрыском боготворимого всей Англией поэта и воина Филипа Сидни, которого часто называли «Фениксом», а его дом, его семью — «Гнездом Феникса». Согласно древней легенде, из пепла сгоревшего Феникса рождался новый Феникс; поэтому никакая другая женщина в Англии не могла тогда быть названа этим именем с большим основанием, чем дочь «Феникса Англии», которая, к тому же, по словам Джонсона, не уступала своему великому отцу в искусстве поэзии. Правда, Фениксом часто называли королеву Елизавету, но она не могла быть героиней Честера — об этом рассказано в «Игре об Уильяме Шекспире».