Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса - [93]

Шипулинский не жалел резких слов в адрес Шакспера из Стратфорда и авторов стратфордианских биографий: «Чтобы отождествлять неграмотного мясника, торговца, кулака и ростовщика с автором «Гамлета» и «Бури», мало быть слепым: надо ещё не понимать, не чувствовать Шекспира».

Видный тогда литературовед-марксист В. Фриче поддержал рэтлендианскую гипотезу, так как «она удовлетворительнее традиционной, ортодоксальной точки зрения позволяет истолковать происхождение и дух шекспировских творений… в ней нет того зияющего противоречия». В своей небольшой книге о Шекспире Фриче почти не приводит новых по сравнению с Шипулинским данных фактического порядка, но отмечает многочисленные элементы аристократического мировосприятия в произведениях Великого Барда.

А.В. Луначарский, чей авторитет в вопросах культуры в 20-е годы был ещё высок, считал рэтлендианскую гипотезу наиболее вероятным решением вопроса о личности Уильяма Шекспира. В статье «Шекспир и его век», являющейся шестой лекцией из курса по истории западноевропейской литературы, читавшегося Луначарским в те годы, он отмечал чрезвычайно странные и многочисленные совпадения биографических данных Рэтленда с «жизнью автора пьес, как мы могли бы её представить… Это совпадение необычайно велико». Луначарский отмечал также, что рэтлендианская гипотеза даёт наконец объяснение казавшихся ранее непонятными социальных воззрений Шекспира, а также выбора им среды, в которой происходит действие всех его произведений.

«Так много совпадений нельзя объяснить иначе, как тем, что автором являлся Рэтленд… тут почти невозможно спорить», — считал Луначарский. Отвечая некоторым своим оппонентам, уже тогда высказывавшим «недовольство» аристократическим происхождением Роджера Мэннерса, красный нарком просвещения писал: «Нам было бы приятнее, может быть, чтобы этот величайший в мире писатель был не из аристократии, а из низов… Но приходится признать, что Шекспир и Рэтленд, по-видимому, одно и то же лицо»^{57}.

Анализируя «Юлия Цезаря» и «Кориолана», Луначарский отмечал в них следы сочувствия автора взглядам проэссексовской феодально-аристократической фронды. С этими замечаниями Луначарского можно согласиться и сегодня, ибо, независимо от очерёдности создания «римских» драм, в них определённо нашли своё отражение проблематика эссексовского бунта, оценки (или позднейшие переоценки) его вождя и окружения, атмосфера споров и чаяний участников плохо продуманного выступления.

Впоследствии Луначарский, подвергавшийся идеологическим нападкам и вытесняемый из кремлёвского ареопага (хотя он и успел умереть своей смертью), от публичной поддержки рэтлендианской гипотезы отказался, но свою статью «Шекспир и его век» в позднейших переизданиях оставил почти без изменений. 

Идеологическое табу

В 30-х годах в советском шекспироведении произошёл пересмотр отношения к нестратфордианским гипотезам. Здесь сыграло роль как ослабление позиций Луначарского в Кремле, так и появление на Западе новых нестратфордианских гипотез (дербианской и оксфордианской) и новых направлений в английском академическом шекспироведении (школа Флея — Робертсона), отрицавших на основании анализа текстов единоличное авторство Шекспира и отводивших ему главным образом роль литературного правщика чужих текстов. Не могло не оказать влияния и резко отрицательное отношение ведущего английского учёного Э. Чемберса ко всем этим (и нестратфордианским, и стратфордианским) новациям. Оказалось, что до окончательного, признаваемого всеми решения проблемы шекспировской личности и шекспировского авторства на Западе ещё далеко, а значит, и для «официального» пересмотра (а какой другой мог быть тогда в сфере, относящейся к идеологической) у нас традиционных, пусть даже сомнительных, но всё же освящённых временем верований необходимости — тем более срочности — не было. Сегодня можно заметить, что «официальные» взгляды по подобным специальным проблемам вообще вряд ли желательны. Это дело науки…

Известный тогда литературовед И.А. Аксенов в биографическом очерке о Шекспире в Большой Советской Энциклопедии писал в 1932 году о нестратфордианских гипотезах: «Все эти гипотезы представляют собой занимательное и остроумное чтение, входя в состав литературы «исторических загадок». Решения вопроса об авторе текстов они не дают и дать не могут».

Сам Аксенов в основном придерживался популярных в то время на Западе взглядов школы Флея — Робертсона и в книге «Шекспир» (1937 г., издана посмертно) так сформулировал свои (и их) взгляды на роль Шекспира в создании носящих его имя пьес: «Его работа была театральной прежде всего. Сам от себя он писал немного… Шекспировский театр не является делом одного лица. Он составной. В основе… лежит старый текст… Степень обработки его Шекспиром и его сотрудниками повышается до 1608 года, после чего участие Шекспира в работе над самим текстом ослабевает»^{58}.

Как видим, учёные этой школы констатировали, что шекспировские тексты написаны не одной рукой, хотя многие из них и носят следы вторичной доработки; однако эти учёные не затрагивали вопрос о личности Шекспира и тем более не посягали на стратфордский культ.