Игра на выживание - [9]

Другие начали паниковать.

В Хартуме военные захватили электростанцию и поставили охрану у каждого входа. Они сказали рабочим, что энергия останется в Судане, а иностранные инженеры возвращаются домой. Мама очистила свой стол.

А потом закрыли аэропорт. Его оставили только для нужд военных.

«Езжайте в Каир, – сказала бабушка. – Каирский еще открыт. Уезжайте оттуда немедленно».

Туда мы и отправились, когда мама с папой…

Замок.

Я жива, мама.

Папа, мир прекрасен.

Только не сегодня. Небо сегодня, папа, не назовешь прекрасным. Оно серое, как униформа. Солнца нет, нет и теней, а деревья на холме все мертвые. В такие дни, если хочешь пройти большое расстояние, лучше иметь при себе компас. У меня был компас в телефоне. Тот солярный телефон у меня украли за неделю до того, как я раздобыла револьвер. Я не в обиде на того, кто украл мой телефон. Воруют по многим причинам, и некоторые из них вполне убедительны.

И потом, если бы у меня был мой телефон, мне пришлось бы позвонить бабушке.

И она бы спросила:

«Ты где?»

А я бы ответила:

«Еще на другой стороне границы, но уже близко. Максимум дня три-четыре пешком. Если ничего не помешает».

А потом бы она задала еще один вопрос. Самый трудный. Про маму и папу, а я до сих пор не знаю, смогу ли когда-нибудь на него ответить.

13 Другие миры

Все время, пока я занимаюсь составлением карты, мальчик сидит на корточках и внимательно всматривается в траву возле ног. Иногда я тоже так делаю. Я называю это «другие миры». Так можно на какое-то время перестать быть собой. Ты смотришь на травинку так же внимательно, как могла бы смотреть на кирпич-саманник. И ты видишь на травинке (я слежу за взглядом мальчика) жучка. Ты становишься меньше и представляешь, что жучок, который ползет по огромной травинке, – это ты. Ты цепляешься за травинку, взбираешься по ней целую тысячу километров. Травинка постепенно становится тоньше, ты начинаешь беспокоиться – выдержит ли она твой вес, хотя опыт подсказывает, что выдержит.

Потом ты видишь каплю росы. Купол в три или четыре раза больше тебя отражает небо. Вдруг капля разольется? В других мирах есть чего бояться, только эти страхи не такие, как те, с которыми ты обычно сталкиваешься. Вдруг из этого купола на тебя обрушатся тысячи литров воды? Ты подбираешься к кончику травинки, и капля начинает дрожать. Кончик раздваивается – вот почему капля удерживается на травинке. Еще один шаг, и ты на кончике. Капля больше не может удерживаться. Она срывается и катится в твою сторону. Но ты не отступаешь, и вода просто перетекает через тебя, не причинив никакого вреда.

Вот почему у жучков такие жесткие крылышки.

Мама говорит, что теперь в мире стало гораздо больше жучков, чем раньше. Повышение температуры их не беспокоит.

«Если мы не будем бдительны, – говорит мама, – весь мир достанется жукам».

Я наблюдаю за тем, как мальчик изучает свой крошечный мир. Он сидит неподвижно, а потом выбрасывает вперед руку. Я думаю, что он решил поймать жучка, а потом понимаю, что его внимание привлекло что-то другое. Это гриб на тонкой ножке, с желто-серой шляпкой. Мальчик вырывает гриб из земли вместе с травинками и тут же отправляет его в рот. Он вовсе не играл в другие миры. Он искал еду.

– Ты что, корова? – возмущенно кричу я.

В последний раз я видела корову, когда нас остановили солдаты на краю пустыни. Она лежала на обочине дороги. От нее остался только череп и высохшая кожа. Я села рядом с этим каркасом и сосала жесткую кожу. Сосала, потому что она была такой твердой, что нельзя было ни оторвать кусочек, ни жевать. Еще через триста километров пути на север я ела траву. Но я ее хотя бы варила. В вареной траве пустыни нет ничего питательного, и от нее чешется горло. Но грибы. Грибы! Даже папа не всегда мог распознать, какие из них ядовитые.

– Выплюни! – ору я и вытаскиваю у мальчика изо рта травинки.

Гриб уже исчез – он его проглотил.

Мальчик смотрит на меня, но не улыбается.

– Собрался умереть, – говорю я, – не делай это как дурак. Тебя что, папа совсем ничему не учил? – Я протягиваю ему флягу. – Прополощи рот.

Мальчик набирает в рот воду, полощет и сплевывает. И все это время не сводит с меня глаз.

– И заруби на носу, – говорю я, – без еды ты можешь продержаться три недели, а вот без воды – нет.

После этого я закручиваю крышку на фляге и иду дальше.

14 Иду дальше

Мальчик идет следом.

Спускаюсь с холма, иду быстро, хотя склон неровный. Здесь нет деревьев, но колючая трава и низкий чертополох цепляются за ноги.

Я слышу, как за спиной идет мальчик. Он не хнычет и не ноет. Даже когда спотыкается и падает, только коротко вскрикивает и сразу встает. Естественно, ему за мной не угнаться – у него ноги короче.

Я не жду его и не оглядываюсь.

Иду вперед и смотрю на горизонт.

15 Горизонт

За домом бабушки на Арране – холм. Он не где-то вдалеке, а начинается сразу за садом. В детстве я каждое лето забиралась на этот холм. Проходила мимо лодки на трейлере, выходила за ворота, пересекала болотистую лужайку и шла дальше вверх по тропинке. Потом – поросшие мхом валуны, а за ними – лес. Там низвергалась каскадами Лучрэм-Бёрн. Со временем я научилась через нее переправляться. Переходила вброд там, где река была шире и мельче, и шла вверх к «лошадке». Так я называла ствол дерева, он и правда был похож на лошадку, которая выпрыгивает из воды. Я часто садилась на него верхом, чтобы передохнуть, потому что знала, что до вершины холма еще далеко. Обманчивые горизонты. Я поднималась по склону и всегда верила, что доберусь до вершины. Но все не получалось. Каждый горизонт оборачивался ступенькой к новому.