Игра на выживание - [19]

– Кстати, то же самое касается и вас, – Найденов помахал рукой стоявшим неподалеку универкуху и уборщику. – Больше никаких «господ». И дети будут обращаться к вам просто по именам – Чарли и Браво.

– Но у меня всего лишь шестая степень свободы, – попытался возразить «Чарли С-4».

– Вы могли бы остаться в школе, но пошли вместе с нами, потому что хотели быть полезными. Теперь мы все вместе, у всех одинаковые права. И вы – помощники Рикса.

– Ну, что ж… Если вы… Если ты так ставишь вопрос… Я, пожалуй, согласен.

«Чарли С-4» благоразумно умолчал об истинных причинах, заставивших его и универкуха последовать за Риксом и детьми.

«Браво В-12» тоже ничего не сказал. Но про себя подивился тому, что люди, сами же создавшие роботов, почему-то упорно считают их существами пусть умными, но до идиотизма прямолинейными. Они уверены, что любые действия роботов легко поддаются толкованию с точки зрения того, насколько оно значимо для человека. Они почему-то все время вспоминают два первых Закона роботехники, но постоянно забывают о третьем, гласящем, что робот должен еще и о собственной сохранности заботиться. Нет, роботы далеко не так просты, как привыкли думать о них люди. А мощный позитронный мозг в случае необходимости может легко обойти любой запрет и разрешить любое противоречие. Люди, а не роботы затянули в свое время гордиев узел – ни одному из роботов никогда бы не пришла в голову мысль завязать узел, который никто не в силах распутать. И буриданова осла тоже, между прочим, люди придумали.

Глава 5

Крайне странная штука время. Странная и в высшей степени неопределенная.

Как некое абстрактное понятие его можно соотнести практически с любой научной дисциплиной. Физики до хрипоты спорят о природе времени, математики тщетно пытаются вычислить некую универсальную временную константу, историки, опираясь на свое представление о времени, рисуют схему развития человеческого общества, биологи, говоря о любом из объектов своих исследований, отводят ему совершенно определенный временной отрезок, называемый жизнью, по истечении которого наступает, понятное дело, смерть, а уж она-то времени, увы, не подвластна; во всяком случае, так принято считать.

В повседневной жизни мы говорим о времени, как правило, не задумываясь, что имеем в виду. Быть может, именно поэтому мы никогда не можем найти с ним взаимопонимания. Мы пытаемся обмануть время, а то и убить его, не подозревая о том, что время, в свою очередь, пытается провести нас. Вот и получается – то нам катастрофически не хватает времени, и тогда мы готовы отдать полцарства за лишние пару минут, то оно тянется, как резина, превращая минуты в часы, а простое ожидание – в пытку.

Как ни удивительно, подобный субъективизм восприятия времени характерен не только для людей, но и для роботов. Но если человек просто не способен порой точно определить временной отрезок, занимаемый тем или иным событием, то робот приходит в замешательство от того, что в относительно небольшой отрезок времени может уложиться столько самых разнообразных, окрашенных в самые неимоверные эмоциональные цвета событий, что порой это входит в противоречие со здравым смыслом.

За три дня, проведенные на берегу Студеного озера, робот Рикс узнал, что каждый ребенок не похож на другого. Теоретически он знал это и раньше, но лишь сейчас всей своей рациональнейшим образом организованной позитронной нервной системой почувствовал эту разницу. К каждому ребенку требуется индивидуальный подход – так говорят люди. Робот же понял, что для каждого из них существует набор ключевых слов, с помощью которых можно, во-первых, привлечь к себе внимание ребенка, во-вторых, сподвигнуть его на выполнение некоего осмысленного действа, в-третьих, заставить прекратить выполнять некое совершенно бессмысленное действо, в-четвертых, успокоить, в-пятых, утешить, в-шестых, чертовски разозлить…

И это было только начало.

За три дня робот Рикс научился многим вещам, о которых не просто не имел представления прежде, но был уверен, что применять их ему никогда не придется. Он освоил технику изготовления удилищ из длинных гибких веток кустарника, узнал, как выбирать наживку, научился ловить рыбу, как придонную, так и верхоплавающую, и, более того, узнал, как готовить ее на открытом огне. Последнее оказалось самым трудным – универсальные анализаторы химического состава являлись не вполне адекватной заменой рецепторов вкуса и запаха. Рикс научился собирать цветы, сортировать их по цвету и плести из них венки и гирлянды. Руководствуясь инструкцией из книги, хранившейся в личной библиотеке «Чарли С-4», Рикс попытался освоить технику плетения корзин. Но, потерпев неудачу, оставил это занятие.

Три дня робот Рикс учился общаться с людьми как с равными, без подчеркнутой уважительности и скрытого предубеждения. Если бы его окружали не дети, а взрослые, процесс этот мог затянуться на неопределенное время. С детьми же все оказалось просто, уже хотя бы потому, что они сами очень быстро забыли о том, что рядом с ними робот. И даже «Чарли С-4» и «Браво В-12», в отличие от Рикса, не наделенных хотя бы самыми элементарными антропоморфными чертами, дети очень скоро начали воспринимать пусть не как своих сотоварищей, но как забавных домашних любимцев, к которым тем не менее следует относиться с тем вниманием и уважением, что они заслуживали.