Игра на чужом поле - [27]

– Не о чем было предупреждать. Я и сам толком ничего не знаю. Верховный Старейшина касты Воинов – вы привыкли называть их Десантниками, но это роли не играет – славится своей непредсказуе6мостью, и кто знает, что у него в голове? Скажу одно: ваша сегодняшняя победа произвела на него огромное впечатление.

Я хотел задать ещё один вопрос, но тут зал наполнил мелодичный звон. Стражники стукнули в пол древками нааб-те. Звон повторился, и створки двери медленно разошлись.

– Пора. – «Линия Девять» легонько подтолкнул меня в спину. – Только умоляю: обдумывайте каждое слово. А лучше всего, позвольте отвечать вашему… хм… напарнику – он, хоть и дубина стоеросовая, но хотя бы представляет, как вести себя в подобных ситуациях. И помните: переступить порог этого зала дано далеко не каждому, но ещё меньше тех, кто сумел его покинуть целым и невредимым. Постарайтесь попасть в число этих счастливцев.

II

Помещение, в котором я оказался, не походило ни на Большой Звёздный зал, ни на помещения касты Жнецов. Здесь не было стен, а потолок походил на низкий купол, чьи края смыкались с полом, тоже вогнутым наподобие плоской чаши. В полумраке перемещались размытые, неясные тени да поблёскивали золотистые искорки, складываясь в сложные узоры и так же мгновенно рассыпаясь – словно струйка «Ча», тающая над мерным сосудом раненого фехтовальщика. А в центре стоял тот, по чьему зову я сюда и явился.

Складки капюшона лежат на плечах, спускаясь низко на лоб. Ввместо лица под капюшоном чёрная дыра, окошко в тёмную бездну Уку-пача, откуда, как известно, не возврата…

Наваждение держалось всего несколько мгновений. Великий Десантник откинул капюшон, явив окружающим суровый точёный профиль и кожу, густо покрытую золотыми татуировками. Стражники у двери поспешно опустились на одно колено. Парья, чуть помедлив, последовал их примеру, и эта крохотная задержка не укрылась от взора Бдящего.

– А ты дерзок, Парьякааку, Жнец четвёртой священной ступени. Но я прощаю тебя ради проявленных на Арене храбрости и мастерства. Победителям дозволяется больше, чем иным прочим, не так ли?

Я ожидал, что голос окажется низким, реверберирующим, нечеловеческим даже. Но – ошибся. Нормальный такой голос, разве что, выдающий непоколебимую уверенность владельца в себе – как и в своей власти над прочими человеческими букашками.

– Главное, – продолжала фигура, – чтобы он не забывал о границах дозволенного. Ты согласен со мной, Парьякааку?

Я склонился ещё ниже, коснувшись лбом колена. Вопрос не подразумевал ответа – только демонстрацию покорности и почтения.

– Можешь встать. – милостиво разрешил Верховный Старейшина, и мы с Парьей поспешно вскочили на ноги. Не забывая, впрочем, о подобающем изгибе позвоночника.

– Я призвал тебя, чтобы сообщить новость, которая, несомненно, наполнит тебя восторгом. Оценив великолепный стиль боя и новое оружие, применённое тобой на Играх, я решил предложить тебе перейти в касту Воинов. Отныне твоими обязанностями будет обучение бойцов для участия в Играх, да и ты сам будешь защищать наши цвета. Что скажешь, Парьякааку, Жнец пока ещё четвёртой ступени? Да, твоей подруги, восхитительной Чуикисусо это тоже касается. Мы наслышаны об её исполнительности, и найдём ей дело по душе.

Намёк более чем прозрачен: прими предложение, и награда не обойдёт тебя стороной. Лакомая приманка, что и говорить – в своей-то касте Парье и Чуики ещё пахать и пахать до повышения …

Обитатель серебряной каймы любой из четырёх священных ступеней – не более, чем ничтожная букашка для Бдящего. И, разумеется, ответ на любое исходящее от него предложение может быть только один: немедленное и восторженное согласие. Только так, и никак иначе – за одним-единственным исключением.

Предложение «сменить флаг» остаётся целиком на усмотрении упомянутой букашки. Более того: каким бы ни было букашкино решение, никакими бедами оно ей не грозит. Таков освящённый струями «Майю» порядок, и Бдящие неукоснительно его соблюдают. Ибо здоровое соперничество между кастами идёт всем только на пользу, а вот вражда, наоборот, способна подорвать сложившийся уклад жизни. А это никому не нужно – и уж, тем более, не стоит оно одного, даже самого лучшего бойца, которого так хочется выставить на очередные Игры…

Предложение было заманчивое, но соглашаться вот так, с ходу, не стоило. Во-первых, надо было хорошенько всё обдумать, а во-вторых так просто не принято. Переходы из касты в касту не являются чем-то из ряда вон выходящим и обычно не вызывают осуждения. Но если дать согласие чересчур поспешно, не создав хотя бы видимости колебаний – это будет расценено, как пренебрежение прежней кастой. А такого не прощают, будь ты хоть сто раз победитель Игр.

Но – как бы поделикатнее это высказать? Парья впервые оказался в подобной ситуации и растерялся, пытаясь подобрать подходящие слова.

Пришлось брать инициативу на себя. Правильно говорят: книги, прочитанные в детстве, держатся в памяти гораздо крепче всех прочих…

– Доброта ваша ввергает меня в растерянность, апу… – заговорил я, сдабривая интонации в голос изрядными дозами мёда и сахарного сиропа. – Я чувствую себя жалким отсветом далёкой звезды, неразличимой в тёмной бездне Уку-Пача. Но если вы в вашей неисчерпаемой доброте позволили бы мне говорить откровенно…