Игра чисел - [2]

— Собираешься сообщить мне — я-же-рассказывал-тебе о нумерологии, верно?

Дитс пристально посмотрел на него.

— Что?

— О, да. Наш Фред очень верит в силу чисел, — его улыбка медленно угасла, взгляд стал менее сосредоточенным. — Я тоже так думаю. Теперь.

— Я не верю в нумерологию, — попытался объяснить Розенталь. — Я просто изучаю ее. Это мое хобби, мой интерес, — он перевел взгляд с Дитса на Кигельмана и пожал плечами. — Что тут скажешь? Мне нравятся цифры.

— Черт, — сказал Кигельман. — Астрология.

— Если это не сделает нас всех верующими, — сказал Купер, — тогда нам не стоит называть себя учеными. Трудно найти лучшую причину и следствие, чем то, что случилось с…, - он замолчал и посмотрел на Дитса, внезапно о чем-то подумав. — А… А кто-нибудь еще читал эти цифры?

Начальник мрачно кивнул.

— Тот же результат?

Дитс кивнул.

— Тот же.

Розенталь откашлялся.

— Я думаю, мы тут кое-что обнаружили. Что-то действительно важное. Нумерология может быть полным дерьмом, но мне кажется, что это доказывает раз и навсегда, что числа — это не просто числа, это не просто письменные символы для количественной оценки. У них есть своя собственная сила. Дело в том, что в культурах на протяжении всей истории числа влияли на все — от способа строительства зданий до образа мышления людей…

Кигельман фыркнул.

— Образ мышления людей, ничего себе? Говоришь как истинный математик.

— Это единственное, в чем нумерологи превзошли математиков. Они осознали философское и социологическое значение чисел. Нумерологическая символика всегда была и остается очень важной. Три, например, связано с Троицей: Отец, Сын, Святой Дух. Три также важны в сексуальном плане. Мужские гениталии состоят из трех частей — один член, два яйца. У самки две груди и одно влагалище…

— Или три дырки, — сказал Купер.

— Типа того. Женский лобок покрыт треугольником лобковых волос. Треугольник имеет три стороны. Эти символы повторяются на протяжении всей истории, во всех культурах, и они обладают силой…

— Хорошо, Крескин[1]. Хватит уже этой психической белиберды, — Кигельман пересек комнату и направился к нему. — Какое отношение все это имеет к тому, что произошло?

— Ну…

— Какое социологическое значение имеет то, что Купер занимается дрочкой на своем гребаном терминале? Мы здесь не говорим о курсовой работе или журнальной статье. Это дерьмо из реального мира. Черт возьми, это же национальная безопасность.

Дитс кивнул.

— Верно. И что это за «мы»? Мы тут что-то открыли? Я не думаю, что мы что-то открыли.

Они помолчали.

— Как вы думаете, кто передал эти цифры? — спросил Розенталь. — Кто мог получить доступ к системе?

— Гликман, — тихо сказал Купер.

Остальные посмотрели на него.

— Я удалил его идентификатор и пароль из системы безопасности, но когда я просмотрел отчет сегодня утром, то увидел, что он вернулся в систему…

— И ты ничего не сказал? — Дитс впился в него взглядом.

— Я собирался, но вас еще не было, и… а потом числа появились на моем экране.

— Гликман. Дерьмо.

Кигельман покачал головой.

— Я знал, что мы должны были позаботиться об этом парне, когда он ушел из Агентства. Долбаный псих.

Розенталь взглянул на Купера, увидел встревоженный взгляд друга, подумал о Гликмане, и впервые с тех пор, как все это началось, его пробрала холодная дрожь, и он испугался.

Встроенные в программу расчеты выполняются автоматически. Ему даже не нужно видеть цифры.

Он взламывает новый код доступа, проникает в Агентство. Терминал Розенталя, если он правильно помнит, но он не уверен.

Он посмеивается про себя, задумывается на мгновение, затем делает себе подарок, вызывая короткую, ограниченную последовательность цифр на своем собственном экране.

Тридцать пять, восемнадцать, шестьдесят два…

Он кричит, прижимаясь эрегированным членом к дисководу, и кончает.

Розенталь сидел в кабинете Дитса вместе с Дитсом, Кигельманом, Лэнгли и еще одним неназванным членом высшего звена Агентства. Вопросы задавал Дитс, но явно человек из Агентства дергал за ниточки. Он знал, что Купера уже допрашивали в больнице. После него вызовут Гамильтона и Грина.

Они хотели знать о Гликмане.

Не так уж и много он может им рассказать. Не так уж и много он знает. Конечно, он работал с Гликманом в течение своих первых четырех лет в Агентстве, но в целом он был чуть больше, чем мальчик на побегушках, и даже с большущей натяжкой они не могли считаться приятелями.

Черт, он считал Гликмана психом еще до этого «инцидента».

Дитс откашлялся.

— Еще один вопрос, прежде чем вы уйдете: у вас нет сомнений в том, что Гликман мог придумать что-то подобное?

Розенталь покачал головой.

— Если кто-то и мог придумать что-то настолько сложное, не говоря уже о том, чтобы реализовать это, так это Гликман. Может он и сумасшедший, но он гений. И… и у него был мотив играть с нами вот так.

Человек Агентства заговорил в первый раз.

— А вы не думаете, что он мог разработать эту штуку, а потом продать ее конкурирующей стране?

Розенталь пожал плечами.

— Понятия не имею. Я не знаю симпатий этого человека. Я знаю, что он имеет зуб на Агентство, и я понимаю, что он делает что-то подобное, пытаясь отомстить нам, — он сделал паузу. — Мне просто интересно, что будет дальше.