— Посмотрите внимательней, — сказал Ноэль. — На три левые колонки можете не обращать внимания, это просто таблица покупки и продажи акций, и я не вижу в них никаких противоречий.
— Их нет, я проверял, — подтвердил я.
— А последняя колонка, самая маленькая, справа?
— Банки?
— Банки.
— И что в ней незаконного?
— Сколько банков там перечислено?
Я посмотрел на список и сосчитал:
— Пять. «Бэрклэйз», Пиккадилли. «Вестминстер», Бирмингем. «Бритиш лайнен банк», Глазго. «Ллойд», Донкастер. «Нэйшнл провиншл», Ливерпуль.
— Пять банковских счетов в пяти городах. Вполне респектабельно. И во всех смыслах очень разумно. Разъезжая по стране, он всегда может получить деньги. У меня у самого счета в трех различных банках, и это помогает не путать дела моих клиентов со своими.
— Все это я знаю. Но не вижу ничего криминального в том факте, что у него счета в пяти банках. Я все еще не понимаю...
— Хм... По-моему, очень похоже, что он уклонялся от уплаты подоходного налога.
— И это все? — От негодования я чуть не задохнулся.
Ноэль, явно забавляясь, посмотрел на меня и пожевал губами.
— Да, вижу, вы все еще не понимаете.
— Боже мой, ну кто же будет ожидать от человека, подобного Крею, что он заплатит каждый пенс налога как добропорядочный гражданин?
— Никто не будет ожидать. — Ноэль довольно улыбался.
— Согласен, что это могло его беспокоить. В конце концов, в Штатах такого гангстера, как Аль Капоне, отправили в тюрьму всего лишь за неуплату налога. Однако каково максимальное наказание в Британии?
— Он мог бы получить самое большее год. Но...
— И он знал, что сумеет как-нибудь выкрутиться. А теперь, напав на меня, он не выкрутится. Теперь ему грозит три-четыре года, даже если мы не докажем, что он причинил Сибери злонамеренный ущерб. Ужасно, что он отсидит и снова начнет свои махинации. Болта, наверное, выгонят с биржи. Вы знаете, как поступают с нашкодившими биржевыми маклерами?
— Перестаньте болтать и слушайте, — перебил меня Ноэль. — Безусловно, совершенно нормально иметь больше одного банковского счета, но налоговый инспектор, принимая декларацию, может попросить подписать документ, утверждающий, что вы сообщили ему обо всех банковских счетах. Если вы умолчали об одном или двух, это классифицируется как мошенничество, и в случае, если оно будет обнаружено, вас могут судить. Предположим, Крей подписал такой документ, опустив два, а может, и три счета из пяти. И вдруг он видит фотографию одной из своих личных бумаг, где перечисляются пять банковских счетов. Как он может отрицать их существование?
Но никто бы и не заметил, — возразил я.
— Правильно. Вероятно, не заметили бы. Но ему это должно казаться чрезвычайно опасным. Преступившие закон живут в постоянном страхе, что их вина всплывет.
Они крайне чувствительны ко всему, что может их выдать. По роду своей работы я видел много таких людей.
— Даже если так... Но подкладывать бомбы... По-моему, это чересчур.
— Это полностью зависит от суммы, о которой идет речь, — отрезал Ноэль.
— То есть?
— Максимальное наказание за уклонение от уплаты налога — удвоенный налог. К примеру, у клиента сумма в десять тысяч фунтов стерлингов, а он заявил в декларации только две тысячи. Ему придется уплатить двойной налог на восемь тысяч. С учетом добавочного подоходного налога и тому подобного, расплатившись, он может остаться практически ни с чем. Очень неприятный результат.
— Это еще мягко сказано, — пораженно проговорил я.
— Хотел бы я знать, — Ноэль постукивал пальцами по столу, — какая не заявленная в декларации сумма хранится у Крея на счетах в пяти банках?
— Если судить по бомбам, огромная, — сказал я.
— Вот именно.
Наступило долгое молчание. Наконец я спросил:
— Но ведь ни мораль, ни закон не требуют, чтобы мы сообщили о своем открытии в налоговое управление?
Ноэль покачал головой.
— Но мы можем составить перечень этих пяти банков на всякий случай.
— Если хотите, — согласился он.
— А затем, я думаю, можно будет отдать Крею негативы и отпечатанные фотографии, — сказал я. — Конечно, не открывая, что я знаю, почему они ему так нужны.
Ноэль вопросительно смотрел на меня, но ничего не говорил.
— При условии, — ухмыльнулся я, — что он добровольно и открыто передаст в дар компании ипподрома Сибери весь свой пакет акций — двадцать три процента.
