Игорь Тальков. Стихи и песни - [17]

Шрифт
Интервал

Я всегда ожидал эту встречу.
Тихо скользили года, угасая вдали без следа,
А я ждал этот вечер.
Пусть между нами — стена:
У тебя я — один, у меня ты — одна, даже пусть
за стеною,
И не наша вина в том, что жизнь так сложна
И-что я — не с тобою и ты — не со мною.
Милая, но мы не будем
Дом возводить из песка и улетать в облака
с тобой не будем.
Милая, но сегодня — праздник:
Завтра закружат тебя, нежность твою губя, скупые
будни.
Будни.
День, день и ночь, ночь и день ожидал,
Я всегда ожидал эту встречу.
Тихо скользили года, угасая вдали без следа,
А я ждал этот вечер.
Пусть между нами — стена:
У тебя я — один, у меня ты — одна, даже пусть
за стеною,
И не наша вина в том, что жизнь так сложна
И что я — не с тобою и ты — не со мною,
милая.

1983


Праздник

Л. С.

Счастье видеть ее, слышать ее голос, ощущать тепло ее дыхания сменилось несчастьем даже слышать о ней. Трепетное блаженство при прикосновении ее руки — брезгливым отвращением. «От любви до ненависти — один шаг».

И при всем при том нам приходилось общаться, улыбаться и вообще делать вид, будто ничего не случилось.

3. VII. 1984, Кисловодск


БУБЕН-ТАМБУРИН

Л. С.

Гордо катится по сцене
Пестрый, важный, как павлин,
Начиная представленье,
Желтый бубен-тамбурин.
«До чего ж хорош, чертяка!
С бахромой и весь блестит!
Да, не всякий, ох, не всякий
Сможет так себя нести!»
То затихнет, то вдруг сразу
Затрещит то здесь, то там.
И в порыве, и в экстазе:
Трум-тум-тум, а трам-там-там!
Ну а публика — на славу!
И, восторгов не тая,
Все кричит то «бис!», то «браво!» —
Забубённая, своя.
А в углу огромной сцены
Скромно-скромно, еле-еле,
Тихо, но самозабвенно,
Очень мило арфы пели.
За спиною шепот слышу:
— Ну, а арфы тут к чему?
— Арфы? Вот балбес!
Они ж аккомпанируют ему.
Я попал сюда случайно.
Я не хлопал, не кричал.
Я улавливал звучанье
Чудных арф. Но как печально
То, что бубен им мешал.

Сочи, 1984 г.


ПРОЩЕНИЕ

Л. С.

«Да ты с ума сошел, — кричали и трясли
Меня за плечи возмущенные друзья, —
Еще вчера тебя тянули из петли,
А ты сегодня все простил. Ну так нельзя».
Я понимал их и почти не осуждал,
Кто был не прав из нас — видней со стороны,
Но ты мне руку протянула — я пожал
И точно знал — мы виноваты без вины.
Да, пусть нам в дружбе нашей так не повезло,
И пусть не склеить нам разбитое стекло, —
Я зла не помню и обиды не держу
И нашей дружбой, пусть недолгой, дорожу.
Как ледокол сквозь громоздящиеся льды,
Судьба тянула нас неведомо куда,
А мы все прыгали по лезвию беды
И нервы рвали, как сухие провода.
Но оглушала на мгновенье тишина,
И было слышно, как тревожно дышит ночь
И как пытается усталая луна
В объятьях сонного тумана изнемочь.
И пусть с любовью тоже нам не повезло,
И пусть не склеить нам разбитое стекло, —
Я зла не помню и обиды не держу
И той мгновенного любовью дорожу.
А время, лакмусом в бумаге растворясь
С перечислением ошибок и обид,
Вновь воскресит непогрешимо чистых нас
Друг перед другом и за все простит.
И пусть нам в дружбе и любви не повезло,
И пусть не клеится разбитое стекло, —
Я зла не помню и обиды не держу
И всем, что было между нами, дорожу.

5. XII. 1985 г.


Мой Бог — работа.


В ОКЕАНЕ НЕПОНИМАНИЯ

Не смотри на меня в ожидании
И не думай, что я умней, —
В океане непонимания
Я давно плыву на бревне.
И советы мои вчерашние,
Если можешь забыть, — забудь.
Разлетелись песочные башни,
Только ветер успел подуть.
Понимаешь, ну не знаешь,
Где найдешь, где потеряешь,
И не лезь ты в дебри,
Душу не трави.
Нет, не знаешь, ох, не знаешь,
Где найдешь, где потеряешь.
Слушай лучше сердце,
Сердцем и живи.
Не смотри на меня с изумлением,
Я давно уже стал другим,
И вчерашние размышления
Взяли и обратились в дым.
Этот дым, невесомым облачком
Проплывая в небе большом,
То смеется лучами солнечными,
То грустит проливным дождем.
Да не смотри ты на меня с сожалением!
Видишь, я улыбаться стал.
Ну, а вспомни мое настроение
В тот момент, когда я «все знал».
И не так уж, поверь, досадно
В океане и на бревне.
Лучше сядь-ка со мною рядом —
Будет нам веселей вдвойне.

20. IV. 1985


У ТВОЕГО ОКНА

м. т.

Я жал на все педали,
В висках стучала кровь,
Я так боялся опоздать в страну
С названием «Любовь».
Я все боялся опоздать в страну
С название «Любовь».
Мне цель казалась ясной,
Я так был юн и смел
И столько слов напрасных
Наговорить успел.
Ах, если б знать в ту пору,
Что где-то ты — одна...
Мне нравится смотреть на город
Из твоего окна.
Мне нравится смотреть на город
Из твоего окна.
Исписанных тетрадей
В столе не перечесть,
В них — пылкими стихами
Я выплакался весь.
Под солнцем в абажуре
Отцвел бумажный куст,
И отшумели бури
В стакане мнимых чувств.
Ах, если б знать в ту пору,
Что где-то ты — одна...
Мне нравится смотреть на город
Из твоего окна.
Мне нравится смотреть на город
Из твоего окна.
Вот потому, родная,
Немногословен я,
Когда плывут под нами
И небо и земля,
Когда стихают споры,
И замирает дом,
И расцветает город
За твоим окном.
Когда стихают споры,
И замирает дом,
И расцветает город
За твоим окном...

1985


ТРИ ДОМА

Я в одиночестве бездонном
В каком-то доме у окна
Стою и слышу, как крадется тишина.
Тяжелой ношею на плечи
Ложится хмурый летний вечер,
С немым участьем в то окно глядит луна.
И вот опять воображенье
Рисует без предупрежденья
Три разных дома на стекле —
Там ждут меня...

Рекомендуем почитать
Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Актеры

ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.


Сергей Дягилев

В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».


Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.


Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.