Ignoto Deo - [75]
Как отмечают многие исследователи, процесс "разволшебствления мира" (М. Вебер), протекающий на протяжении всего Нового времени, сменился своей противоположностью - всплеском иррационализма, мистических и религиозных настроений. Например, А.К. Якимович указывает на то, что "у порога ХХ века возникает некий совокупный духовный импульс… Это и есть тот стержень, на который сам собой нанизывается, казалось бы, бесконечно пестрый и не сводимый к единому знаменателю материал - от Рильке до Мандельштама, от Платонова до Томаса Манна, от Пикассо до Филонова", а "в роли конструкции (или в роли источников) выступает ни что иное, как взрыв, бунт, разрушение стабильных ценностей европейской культуры и поворот к природно-стихийным, витальным, доразумным и внеразумным, внеморальным, магическим и так далее началам"[428]. Но современную "магическую вселенную" не следует понимать только как ремифологизацию, как возвращение к первобытным шаманским практикам - она неразрывно связана с новоевропейским рационализмом и является не столько его преодолением, сколько логическим завершением. Научно-технический прогресс дал человеку уникальную возможность властвовать над временем и пространством, творить чудеса подобно сказочным волшебникам - и это, безусловно, нашло свое отражение и в искусстве.
Искусство ХХ века, его религиозные искания, имеет смысл рассмотреть в свете радикальных трансформаций всей западной культуры. Как уже говорилось, на рубеже XIX-XX вв. наблюдается яркая "вспышка сакральности" (Н.А. Хренов), или волна интереса к религиозно-мистическим учениям (на фоне усиливающегося кризиса традиционных, институциональных религий). Эта волна проявила себя как в искусстве (декадентство и символизм, а немного позднее - авангард), так и в собственно религиозной сфере (возникновение различных форм нетрадиционной религиозности), но нас сейчас интересует именно экспансия художественно-эстетического мировосприятия, отчасти подменившего собой религиозное мировоззрение. Этот процесс был с точностью предсказан еще В.С. Соловьевым: "Искусство, обособившееся, отделившееся от религии, должно вступить с нею в новую свободную связь. Художники и поэты опять должны стать жрецами и пророками, но уже в другом, еще более важном и возвышенном смысле: не только религиозная идея будет владеть ими, но и они сами будут владеть ею и сознательно управлять ее земными воплощениями. Искусство будущего, которое само после долгих испытаний вернется к религии, будет совсем не то первобытное искусство, которое еще не выделилось из религии"[429]. И действительно, культура ХХ века привела к появлению огромного числа "жрецов и пророков", формирующих, пропагандирующих и распространяющих (продающих) самые разнообразные религиозные идеи и системы, облеченные в доступные художественные формы. Кроме того, важнейшей особенностью как "нового религиозного сознания" начала ХХ в., так и большинства позднейших мировоззрений (прежде всего - художественно-эстетических) было гипертрофированное понимание человеческой свободы (например, уже у Бердяева, свобода предшествует бытию и даже Богу, а человеческая личность есть сама свобода). Со свободой же непосредственно связано и творчество. "На первое место здесь выдвигается романтический проект, в котором само искусство есть уже теургия, богодейство. С этим проектом преображения мира связан соответственно и романтический образ художника – творца, усвоившего служение пророка"[430].
Вновь подчеркнем, что "религиозное возрождение" как начала, так и конца ХХ века имеет мало общего с возрождением традиционных, исторических религий. Получают широкое распространение оккультные, магические практики, вообще устойчивый интерес к "потустороннему". Но "отсюда вовсе не следует, что человек вновь открывает священный "тот свет". Никоим образом. Небо остается пустым. Поколение "яппи" благоволит к мистике, однако оно против "поповских сказок". Магические разговоры с мертвыми - это бизнес"[431]. Современное "массовое" сознание проецирует обыденную реальность на реальность загробную, потустороннюю. Впрочем, подобные проекции характерны для любого периода человеческой истории, уникальность же нашего времени в том, что окружающие нас ценности и смыслы антииерархичны, расположены в "горизонтальной плоскости". Соответственно, потусторонний мир также мыслится в привычных нашему современнику категориях, где божественное "высшее начало" уравнено в правах с примитивной магией. "Колдун работает не как религиозный чудотворец, не как звено вертикальной иерархии, получающее чудесную энергию свыше. Колдун скорее часть горизонтально раскинувшейся "грибницы", магической субстанции мира. На этой бесконечной однокачественной плоскости, покрытой массой "движущейся материи", все и происходит, причем без вмешательства "высших сил" - гробы летают, мыши вырастают до размеров свиньи, а электрон заключает в себе бесконечность. Здесь один кусок материи, выросший на общей грибнице, питается другим куском или подчиняет себе другой кусок, паразитирует на нем, подчиняет его своей воле и превращает в свое орудие. Магия - не из бездны и не из выси, а скорее "из дали". С помощью дали она и преодолевает границы, положенные человеку обыденностью"
