Игнатий Лойола и Общество Иисуса - [22]

Принеся на всю жизнь обеты целомудрия и нестяжания перед лицом преподобнейшего легата его Святейшества, когда мы пребывали в Венеции, будет ли духовно лучше принести третий обет – обет послушания одному из нас, чтобы мы смогли с большей чистотой, большей хвалой и более достойно исполнять во всем волю нашего Господа Бога и вместе с тем державную волю и повеления его Святейшества, которому мы предложили от всего сердца все нас принадлежащее: волю, ум, силы?

Решая этот вопрос, мы провели многие дни в непрестанной молитве и размышлениях, но ни к чему не пришли. Духовно рассуждая, лучше ли всем удалиться в пустыню и оставаться там тридцать или сорок дней, предаваясь богомыслию, посту и покаянию, чтобы Господь удовлетворил наши желания и внедрил в наши умы решение этого вопроса? Или же трое или четверо из нас, во имя всех, должны с той же целью удалиться в пустыню? Или же, если никто не должен уходить в пустынное место, можем ли мы, оставаясь в Риме отвести половину дня исключительно нашему делу, чтобы с большим удобством и более глубоко предаваться богомыслию, размышлению и молитве, а остаток дня посвятить нашим обычным служениям – проповедям и исповедям?

Мы решили остаться в Риме. Во-первых, мы желали избежать толков и соблазнов в городе, среди людей, которые бы рассудили и подумали легковесно, что мы сбежали, или что мы затеяли нечто новое, или что у нас ни твердости, ни постоянства в нашем деле. Во-вторых, мы не желали подвергать риску, в случае нашего отсутствия, то, что на наших глазах начало приносить преизобильный плод в исповедях, проповедях и прочих духовных служениях, плод столь изобильный, что, будь нас вчетверо больше, и то мы не смогли бы, как, впрочем, и теперь, удовлетворить нуждам всех.

Вторая возможность, которую мы начали обсуждать, чтобы найти путь к решению проблемы единоначалия, заключалась в обращенном ко всем и каждому предложении внутренне подготовиться тройным способом.

Во-первых, каждый будет готовиться, то есть отдаваться молитве, покаянию и богомыслию, и постарается обрести мир и радость во Святом Духе «во всем, что касается послушания, усиливаясь сделать все от него зависящее, чтобы более устремиться не к начальствованию, а к послушанию, при условии, что при этом будет воздаваться равная слава Богу и равное восхваление Его Величия.

Во-вторых, ни один из членов братства не будет говорить об этом с другими и ни у кого не будет узнавать о причинах выбора. Таким образом, позиция каждого не будет определяться убеждением другого. Каждый будет искать лишь того, что откроется ему в молитве и богомыслии как духовно наиболее подходящее.

В третьих, каждый будет смотреть на себя как на внешнего по отношению к нашему братству и не притязающего когда-либо быть принятым в него. Таким образом, и благодаря этому он, безусловно, не будет под влиянием своих чувств мыслить и рассуждать скорее так, а не иначе. Будучи как бы внешним, он в полной свободе выскажет свое мнение. Он подтвердит и утвердит на основе собственного суждения то, что, по его мнению, послужит вящей славе Божьей и более надежно сохранит братство.

Мы собрались, готовые изложить всевозможные возражения и доводы претив послушания одному, которые каждый из нас в частном порядке нашел благодаря размышлению, богомыслию и молитве. По очереди каждый изложил то, что ему открылось. Один, например, сказал: создается впечатление, что слово «подвижничество» или «послушание» получает в народе христиан не тот приме, какой оно заслуживает, – по нашей вине и в силу наших грехов. Другой же сказал: если мы желаем жить в послушании, тогда, возможно, Верховный Понтифик принудит нас жить по-иному, уже существующего и утвержденному уставу. И тогда, из-за того, что мы не получили возможности и поприща трудиться ради спасения души, единственной цели, к какой мы стремимся после заботы о нашем собственном спасении, все наши желания окажутся тщетными, желания, которые, как нас кажется, были благословлены Господом Богом. Третий же сказал: если мы начнем послушаться и подчиняться кому-либо, тогда меньшее число людей войдет в наше братство для истовой работы на ниве Господней. Истинных работников мало, а жатва весьма обильна, и многие, по слабости и нестойкости человеческой, ищут здесь «своего, а не того, что угодно Иисусу Христу». И четвертый, и пятый и другие многие высказались, перечисляя возражения против послушания одному.

На другой день собеседование развивалось в противоположном направлении. Были представлены все преимущества и благо послушания, которые каждый обрел в молитве и богомыслии. Каждый по очереди изложил то, о чем он размышлял, или приводя свою мысль к абсурду, или же прямо утверждая ее. Один из нас сказал: если нашему братству будет поручена некая задача для исполнения, без сладчайшего ига послушания, никто по-настоящему не возложит на себя тяжесть исполнения, сбросит свой груз на другого, что мы не раз испытали на опыте. Другой сказал: если наше братство окажется без послушания одному, оно не сможет долго ни продержаться, ни сохраниться, что противоречит нашему изначальному намерению – навечно сохранить наше богатство. Любое братство надежнее всего сохраняется послушанием. Следовательно, оно представляется нас необходимым, прежде всего нас, принесшим обет постоянного нестяжания и неизменно и постоянно пребывающим в трудах земных и духовных, мало благоприятствующих сохранению нашего Братства. Третий сказал: послушание лежит в основе героических поступков и добродетелей, даже в обычных обстоятельствах. Действительно, тот, кто поистине живет в послушании, в полной мере готов исполнить то, что ему прикажут, идет ли речь о чем-то весьма трудном, или же о том, что связано со стыдом и насмешкой и делает нас «позорищем для мира». Например, если кого-то заставят ходить по улицам и общественным местам обнаженным или в непривычных одеяниях. Даже если этого никогда не прикажут сделать, тот, кто вполне готов исполнить это, отвергнув собственное суждение и всю свою волю, неизменно будет причастен к геройству, а это еще более увеличит его заслугу. И еще: ничто так не сокрушает гордыню и высокомерие, как послушание. Ибо гордыня превыше всего ставит свое собственное суждение и свою собственную солю и никому не уступает. Наоборот, послушание ведет сражение в противоположном смысле, ибо оно всегда следует суждению и воле другого, оно всему уступает и теснейшими узами связано со смирением, врагом гордыни. И еще: хотя мы предались в полное послушание Понтифику и Высшему пастырю, каждый из нас и все наше братство, тем не менее он не сможет заниматься нашими обыденными личными делами. А если бы и смог, это ему не подобает.