Иглы мглы - [47]

длю воскресное кино;

только за парадным лесом

есть ли дерево одно,

то, которое покажет,

чем душа моя жива;

ведь она одна и та же,

как ни разнятся слова.

Жизнь свою перелистаю;

то-то воли дам рукам

и стихов крылатых стаю

разгоню — аж к облакам…

22.03.86

ВЕРХНЕВОЛЖСКАЯ НОЧЬ

Черны деревья вкруг турбазы. Сплошные голые стволы. И ветерки свои рассказы плетут уже из-под полы. Все на виду. Полоска света прижата крепкими дверьми. И только старая газета шуршит в посылке из Перми. Погас фонарь над главным входом; лишь аварийный "светлячок" предупреждает: за народом накинут до утра крючок. Напрасно вызывают к Волге девчат бродяги-сквозняки; ночного эха недомолвки им будет слушать не с руки. Напрасно редкие машины стирают шины на шоссе. Одни сосновые вершины готовы с ними пить глясе. Пусть лунной ложкой смешан кофе из снега, сумрака и льда; лишь главные ворота профиль сумеют повернуть сюда. И только на заре, процежен сквозь марлю редкую оград, напиток будет взбит железом ломов, ободьев и лопат. Когда окрестная обслуга начнет свой утренний бедлам, тот кофе разопьет округа с вином рассвета пополам. И распахнув входные двери навстречу вилкам и ножам, опять не вспомнит о потере толпа приезжих горожан. В столовую за сменой смена влетит; и каждый будет рад светло-коричневой подмене (всегда понятней суррогат). Займут людей поездкой долгой, экскурсионною гульбой… И только Волга, только Волга останется сама собой.

25.12.85, турбаза "Верхневолжская"

* * *

Спит дочь моя. Так только в детстве,

откинув одеяло, спят.

Спокойным сном легко согреться;

забыться от пустых досад.

Пускай скребут под полом мыши.

Пускай скрипучая кровать.

Но можно мелкого не слышать

и самому себе не лгать.

На чистом личике — ни тени,

ни сожалений, ни утрат.

Ах, дети, сверстники растений;

недаром слово есть "детсад"!

Я б тоже врезался в подушку,

чтоб длилось чудное кино;

пускай гоняет ветер стружку;

шумит, кружась, веретено…

Пусть за окном бушует вьюга…

Спать от ненастья вдалеке,

обняв подушку, словно друга,

бесхитростно, щекой к щеке.

25.12.85, турбаза "Верхневолжская"

ВМЕСТО РЕЦЕНЗИИ

Только через 32 года после смерти вышла по существу первая книга стихотворений и поэм "С любимыми не расставайтесь!" Александра Кочеткова (1900 — 1953), названная строчкой из прекрасного стихотворения "Баллада о прокуренном вагоне".

Читаю Кочеткова,

Тяжелая судьба.

Но живо, живо слово

и рифма не слаба.

Не потускнел твой гений,

со временем не стих.

Сквозь толщу потрясений

к нам твой прорвался стих.

"Баллада о вагоне"

взлетит под потолок;

по всей стране в ладони

твой первый сборник лег.

Избегнув катастрофы,

вернулся ты домой

и эти чудо-строфы

поднял над головой.

При людях — мягкость, робость;

зато душа — стилет.

И вечно рядом пропасть,

Коль истинный поэт.

В клуб надевай манишку

и сам себе не лги;

пусть чешут кулачишки

бессонные враги.

У них одна забота:

стереть бы в порошок;

ведь бездари охота

сказать: "И ты не Блок…"

Но сгинут-сдохнут гады;

наступит Страшный суд;

и все твои баллады

читателя найдут.

На то и ищем слово,

стирая пот со лба…

Читаю Кочеткова.

Завидная судьба.

14.12.85

НОЧНАЯ СКАЗКА

Я люблю сиянье солнышка;

с ним надежней и вольготней;

и видны при нем до донышка

чердаки и подворотни.

Ночью жутко: всюду гномики

(в лунном свете — голубые),

сжав в руках покрепче ломики,

мерят улочки кривые.

Ничего себе подросточки:

мышцы вовсе не из ваты,

тренированные косточки,

лишь умишком щупловаты.

Ходят-бродят, уши — домиком;

ищут, что лежит похуже;

вся мечта — немытым ломиком

жахнуть исподволь снаружи.

Омерзительны их хитрости,

их подпольные секреты;

вот бы разом напрочь вытрясти

их душонки, их кастеты.

Извести б гвардейский выводок,

честным людям нет проходу;

может, солнце все же выведет

их на чистую на воду.

Встань же, круглое и красное,

разгони всю темь собою!

Пусть над нами снова властвует

только небо голубое.

11.12.85

* * *

Восхода свистнет плеть, чтобы заре пролиться… Проснуться и запеть, как распевают птицы; чтоб каждая строка восторженно и чисто на крыльях ветерка взмывала в свод лучистый; чтоб захватило дух от этой благодати и у того, кто пух, плетясь от даты к дате. Что слава? "Слава — дым" — я повторяю гордо, восторгом молодым споласкивая горло… А случай так же слеп, как в дни Помпея, Красса; и так же нужен хлеб, а не гекзаметр массам.

5.12.85

* * *

Близорукий, толстый и картавый

по земле прошел я аки тень.

Вечно мне чего-то не хватало,

чтобы робость одолеть и лень.

Часто я излишне суетился;

логику в бессмыслице искал;

над веселым словом так трудился,

словно это камень иль металл.

А иным казался ловким малым

со свинцовой тяжестью в локтях…

Вечно мне чего-то не хватало,

вот и прожил, словно бы в гостях.

Хорошо лишь, что не вылез волос;

что в трудах бессонных не устал.

Дочь моя наследует веселость,

самый главный в жизни капитал.

Это тоже двигатель хороший,

может быть, поверхностный чуть-чуть…

Снова я по утренней пороше

на работу повторяю путь.

Снова трачусь над казенным словом,

чтоб его немного отогреть;

чтоб чужая книжка птицей снова

над рутиною смогла взлететь.

Но меня вы не жалейте, право;

лучше уж посмейтесь надо мной…

Близорукий, толстый и картавый,

как его выносит шар земной?

У меня в ответ одни скрижали: