Игла бессмертия - [11]

Все забрались в телегу и дальше ехали молча.

Глава 4

После ухода денщика Воронцов на краткое время предался унынию. Впереди его ждала подготовка к приёму, дело, в отсутствие сноровистого слуги, долгое и муторное. Тихон никогда не был к сим таинствам пригоден, а здесь, в глуши, едва ли найдётся толковый куафёр.

— Ива-ан!

— Я его кликну, барин, — кротко сказала старушка-стряпуха, выглянув из своего печного уголка.

Только вышла за порог, как послышался звонкий чистый голос, вовсе с её летами не соотносящийся:

— Ваню-юша!

Вскоре в зал вбежал давешний мальчик.

— Чего изволите, барин?

— Скажи, есть ли в вашем городе куафёр?

— Кто?

— Парикмахер.

— Нет, барин, немецких нет фамилий.

— Цирюльник, брадобрей — есть такие?

— А! Да, есть.

— Сбегай, позови.

— А нет его дома, с утра он по красным дворам ездит, господ прихорашивает.

— Тьфу ты пропасть. Тогда готовь баню, неси туда горячую воду, рушники, зеркало, потом будешь мне прислуживать. Скажи ещё, чтоб кафтан мой взяли почистить, да чтоб прилежно!

Мытарства Воронцова, паренька подавальщика и одной сведущей, с её слов, дворовой бабы продолжались круглым счётом два часа. За это время боброцские участники светского туалета обогатились знаниями таких благородных слов как «merde», «canaille», «gredin» и «bordel», а Воронцову запомнилось выражение «едрить тебя дрыном от задка да до загривка», которым мальчик попотчевал тётку. Однако ж в половине шестого Георгий уже рассматривал своё отражение в зеркале — пудра лежала хорошо, ровным слоем, уже не затрагивая усов и бровей, но выделяя тёмные с золотистыми искорками глаза; короткий парик не задирался, и собственных чёрных волос нигде не было видно. Надев свежую рубашку с кружевными манжетами, офицерские камзол и бриджи, чулки и туфли, и вновь посмотревшись в зеркало, дворянин остался вполне доволен собой. Не хватало только украшений. Воронцов открыл поясной футляр, где хранилось предписание, и достал оттуда золотое кольцо и золотой же перстень-печатку, в коем помещалось искусно вырезанное из оникса изображение ворона с крохотным бриллиантом на месте глаза. Что ж, бедновато, но для уездного собрания должно быть достаточно.

В предбанник просунулась лохматая голова дворового мужика.

— Барин, его высокоблагородие Александр Фёдорович пожаловали. Ожидают.

Вернувшись в залу гостиницы, Воронцов застал капитан-исправника сидящим в своём кресле и щедро наливающим из зелёной бутылки в кубок. На нём теперь был белый пышный ниспадающий на плечи парик, какие носили лет десять тому назад, и синий богато расшитый камзол того же времени.

— Рейнское. Не желаете на дорожку? Один артельщик мне поднёс, недурное винишко, отведайте, — протянул Колосков кубок.

— Не откажусь.

— Я заехал чуть ранее намеченного срока за тем, чтобы представить вас князю приватно, — продолжил исправник, оделяя себя второй половиной бутылки.

— Благодарю вас, это очень предусмотрительно.

— Ха-х, я, знаете ли, уже скоро четверть века на службе, «politique» понимаю.

Проследив за падением последних капель белого вина, знаток приватных манер поднял взор на Воронцова и широко улыбнулся:

— Здоровье ея императорского величества государыни-матушки!

— Виват!

Дворяне опорожнили кубки.

— Ахм, да-а. Пойдёмте теперь, бричка у порога.

Экипаж капитан-исправника был широк и рассчитан на двоих. Крепко, добротно сработанный, он, однако ж, имел изъян — как только его владелец помещался не по центру, а с какой-то одной стороны, то вторая непременно перекашивалась и подымала вверх соседнего пассажира. Так Воронцов оказался на такой высоте, как если бы ехал верхом, но при этом сидел скособочившись, упираясь руками и ногами, чтобы не сползти на капитан-исправника.

В движение экипаж приводил средних лет мерин, понукаемый одетым в потёртую ливрею бородатым дворовым мужиком.

Дорога до поместья князя могла бы показаться скорой, если бы не ямы и колдобины, каждая из которых подбрасывала Воронцова и заставляла судорожно хвататься за поручень. Хозяин брички пытался поначалу скрасить время пути беседою, но углядев заботы пассажира, отступился. Сам он, к слову, никаких неудобств не испытывал — лишь самые крутые ухабы заставляли щёки его несколько дрожать, но и только.

Через какое-то время дорога добралась до ухоженного парка, разбитого вокруг усадьбы. Дом князя, выстроенный в европейском стиле и немного похожий на дом дворянского собрания Боброцска, тем не менее отличался от него, как сторублёвая ассигнация от копейки. Достаточно сказать, что крылья крытых колоннад раскинулись от высокого, украшенного статуями жилого здания далеко в стороны и охватывали широкую поляну со стрижеными кустами, дорожками, беседками и фонтаном.

Гостей вышел встречать мажордом в ливрее, богатством вышивки не уступавшей камзолу иного дворянина. Низко поклонившись, он пригласил гостей в дом.

— Милейший, доложи его сиятельству о нашем прибытии и попроси о приватной беседе.

Лакей снова поклонился и оставил гостей в бальной зале, где слуги приготовляли всё к празднику — зажигали люстры, развешивали ленты, носили туда-сюда столики и стулья.

Исправнику и Воронцову поднесли по бокалу белого вина и предложили закуски — несколько рядов маленьких рулетиков.