Иерусалимский покер - [141]

Шрифт
Интервал

Но разве мужчина может быть монахиней?

Правильно, не может. Никак не может. Но очевидно, Сам решил в том году сделать для меня исключение, чтобы я смог убежать из Корка, поехать в святую землю и исполнить пророчество моего отца.

Кто это Сам?

Господь Бог. Он решил вмешаться, собственной персоной, а мне обо всем этом рассказал священник, монастырский пекарь, когда сделал меня героем Крымской войны и наградил первым в истории Крестом королевы Виктории, которым до того наградили его. Крест королевы Виктории достался мне за то, что я защищал Ирландию от англичан.

Так что ты теперь очень богат?

Вовсе нет, ни капельки. Я простой рыбацкий сын с Аранских островов, я четырнадцать долгих лет был вдали от дома, в святой земле. Просто такой О'Салливан Бир, который случайно оказался в Иерусалиме, хотя известно, что мы иногда зовемся О'Салливаны Лисы, — ума не приложу почему. Но с именем Бернини, с таким прекрасным именем, ты когда-нибудь построишь фонтаны и лестницы, теряющиеся в небе, и прекрасные колоннады для Папы Римского. Это хорошо, дружок. Если бы это зависело от меня, я бы назвал тебя Донал Кам,[75] а это и вполовину не так звучно.

Кто такой Донал Кам?

Знаменитый медведь и лис из твоих предков с моей стороны, известный в свое время как О'Салливан Бир. Несколько веков назад он вел несколько тысяч людей с юга Ирландии на север, в самую зимнюю стужу — он все время сражался, спасаясь от англичан и так же голодая, как я три века спустя, когда был монахиней. Что ж, он ковылял, дрался и вел свой народ, и через две недели они пришли туда, куда шли. И теперь они были в безопасности, те тридцать пять, что остались из тысяч. Так что он совершил подвиг, сделав то, что сделал. Но, несмотря на все это, мне все равно больше нравится Бернини.

А тебя зовут Джо.

Вот именно, так меня и зовут, просто до невозможности. А после Джо имена еще пяти святых, такие же, как у моего отца, у которого был дар.

Какой дар?

Дар пророчества. Он видел мир таким, какой он есть, и таким, каким он должен быть. Он был седьмым сыном седьмого сына, а когда ты седьмой сын, у тебя есть дар. А я был тридцать третьим сыном — и последним.

Глаза Бернини засияли, когда он услышал цифры. Джо взглянул в них и кое что увидел. Тень пробежала по лицу Джо.

Ты умеешь считать, дружок? Быстро, сколько будет пять плюс восемь?

Одиннадцать или двенадцать, ответил Бернини.

Вот-вот. А как это? Как это может быть и то, и другое?

Потому что иногда у меня получается одиннадцать «блинчиков», а иногда двенадцать. Я знаю, мама говорит, что так не учат арифметику, но я так делаю. Мне кажется, что каждое число хорошо в свое время. Я чувствую, что это число здесь так и просится, и говорю. Но если у меня нет этого особенного чувства, все равно какое-нибудь число возьмет и вылезет само собой. Ты понимаешь, о чем я?

Джо посмотрел на сына, медленно перестал хмуриться и улыбнулся.

Да ты что. И с тобой так всегда? И в других вещах, кроме арифметики?

Да, боюсь, что так. Ты сердишься?

Ничего подобного, дружок. Я пришел, чтобы любить тебя и принимать тебя таким, какой ты есть. И вот что удивительно — ты ведь вполне можешь оказаться поэтом, ты никогда не задумывался? В поэзии все скользит и течет, как когда слышишь шепот маленького народца и знаешь, что они прямо за стеной, но не видишь их.

Я не думаю, что я буду поэтом. Мне все время кажется, что я никем не буду. Понимаешь? Чаще всего я просто сижу здесь, у моря. И даже когда я не здесь, я все равно здесь сижу, гляжу на море и слушаю. Ты знаешь, куда оно течет?

Иногда. А иногда я становлюсь такой же, как ты. Просто сижу, смотрю и слушаю. Я делал это на берегах Синая, в маленьком оазисе на заливе Акаба. Я летал туда на своем «Верблюде» и целыми днями сидел, смотрел и слушал, просто сидел на страже в часы света и тьмы.

Бернини рассмеялся.

Ты летал на верблюде? Как на коврах-самолетах в сказках?

Звучит странно, а? Но так назывался мой аэроплан — «Сопвич Кэмел». А скажи-ка мне, тебе ведь больше всего на свете нравится смотреть и слушать?

Да.

Джо встал на колени в песок и обхватил Бернини за пояс.

Ну, дружок, я и вправду очень рад, что нашел тебя здесь. Именно на этом пятачке у моря.

Бернини запустил пальцы в бороду отца.

Я тоже рад, и неспроста. Я знал, что ты скоро придешь, но не знал, что сегодня, и это был чудесный сюрприз. Именно сегодня. Сегодня мой день рождения.

Я знаю, дружок, поэтому-то я и здесь. Ровно тринадцать лет назад ты родился в Иерихоне, в месте, где было много солнечного света и цветов, у реки Иордан, еще в одном оазисе. И рядом с рекой был наш маленький домик — на пути к реке, мы были совсем от нее недалеко. Так близка была она, эта река чудес, так близка она казалась, почти у наших ног. И правда то, что говорит старик. Годы, они просто ускользают и скользят вдаль вместе.

Почему ты плачешь, папа?

На самом деле я не плачу. Я просто счастлив, что нашел тебя здесь, у моря. Просто счастлив. И все.

Кто сказал это? Ну, о ком ты говорил?

Старик? Это особенный человек. Мой друг из Иерусалима. Он показал мне мир и показал, что к чему в этом мире. Его зовут Хадж Гарун. Он такой кроткий и хрупкий, так что непонятно, как ему это удалось.


Еще от автора Эдвард Уитмор
Шанхайский цирк Квина

На пляже возле имения генерала японской секретной службы четыре человека устраивают пикник. Трое из них в противогазах.Через десять лет эта встреча помогает разбить немцев под Москвой.Через двадцать лет после окончания войны в Бруклин приплывает самая большая в мире коллекция японской порнографии. А старый клоун Герати отправляет мелкого бруклинского жулика Квина в Японию на поиск его родителей.Последний раз их видели перед войной, на некоем легендарном цирковом представлении в Шанхае.Впервые на русском — дебютный роман бывшего агента ЦРУ Эдварда Уитмора, уверенная проба пера перед культовым «Иерусалимским квартетом».


Синайский гобелен

Впервые на русском — вступительный роман «Иерусалимского квартета» Эдварда Уитмора, безупречно ясного стилиста, которого тем не менее сравнивали с «постмодернистом номер один» Томасом Пинчоном и южноамериканскими магическими реалистами. Другое отличие — что, проработав 15 лет агентом ЦРУ на Дальнем и Ближнем Востоке, Уитмор знал, о чем пишет, и его «тайная история мира» обладает особой, если не фактической, то психологической, достоверностью. В числе действующих лиц «Синайского гобелена» — двухметрового роста глухой британский аристократ, написавший трактат о левантийском сексе и разваливший Британскую империю; хранитель антикварной лавки Хадж Гарун — араб, которому почти три тысячи лет; ирландский рыбак, которому предсказано стать царем Иерусалимским; отшельник, подделавший Синайский кодекс, и еще с десяток не менее фантастических личностей…Основной сюжетный стержень, вокруг которого вращается роман — это история монаха из Албании, обнаружившего подлинник Библии, в котором опровергаются все религиозные ценности.


Рекомендуем почитать
Смерть Гитлера

В 2016 году Центральный архив ФСБ, Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный военный архив разрешили (!) российско-американской журналистке Л. Паршиной и французскому журналисту Ж.-К. Бризару ознакомиться с секретными материалами. Авторы, основываясь на документах и воспоминаниях свидетелей и проведя во главе с французским судмедэкспертом Филиппом Шарлье (исследовал останки Жанны Д’Арк, идентифицировал череп Генриха IV и т. п.) официальную экспертизу зубов Гитлера, сделали научное историческое открытие, которое зафиксировано и признано международным научным сообществом. О том, как, где и когда умер Гитлер, читайте в книге! Книга «Смерть Гитлера» издана уже в 37 странах мира.


Еда и эволюция

Мы едим по нескольку раз в день, мы изобретаем новые блюда и совершенствуем способы приготовления старых, мы изучаем кулинарное искусство и пробуем кухню других стран и континентов, но при этом даже не обращаем внимания на то, как тесно история еды связана с историей цивилизации. Кажется, что и нет никакой связи и у еды нет никакой истории. На самом деле история есть – и еще какая! Наша еда эволюционировала, то есть развивалась вместе с нами. Между куском мяса, случайно упавшим в костер в незапамятные времена и современным стриплойном существует огромная разница, и в то же время между ними сквозь века и тысячелетия прослеживается родственная связь.


Шлем Александра. История о Невской битве

Разбирая пыльные коробки в подвале антикварной лавки, Андре и Эллен натыкаются на старый и довольно ржавый шлем. Антиквар Архонт Дюваль припоминает, что его появление в лавке связано с русским князем Александром Невским. Так ли это, вы узнаете из этой истории. Также вы побываете на поле сражения одной из самых известных русских битв и поймете, откуда же у русского князя такое необычное имя. История о великом князе Александре Ярославиче Невском. Основано на исторических событиях и фактах.


Ястребы Утремера

Ирландский рыцарь Кормак Фицджеффри вернулся в государства крестоносцев на Святой Земле и узнал, что его брат по оружию предательски убит. Месть — вот всё, что осталось кельту: виновный в смерти его друга умрет, будь он даже византийским императором.


Ночлег Франсуа Вийона

Одно из самых известных произведений классика английской литературы Роберта Л. Стивенсона.


Корабль палачей

Выдающийся бельгийский писатель Жан Рэй (настоящее имя — Раймон Жан Мари де Кремер) (1887–1964) писал на французском и на нидерландском, используя, помимо основного, еще несколько псевдонимов. Как Жан Рэй он стал известен в качестве автора множества мистических и фантастических романов и новелл, как Гарри Диксон — в качестве автора чисто детективного жанра; наконец, именем «Джон Фландерс» он подписывал романтические, полные приключений романы и рассказы о море. Исследователи творчества Жана Рэя отмечают что мир моря занимает значительное место среди его главных тем: «У него за горизонтом всегда находится какой-нибудь странный остров, туманный порт или моряки, стремящиеся забыть связанное с ними волшебство в заполненных табачным дымом кабаках».