Иерусалимские хроники - [22]

Секретарша Ван-Хувена, видимо, работала в посольстве недавно и таких демократов, как Боря, до этого тоже не видела никогда. Удачно, что он спер эту идиотскую розовую рубашку! "Его лечили принудительно в доме для душевнобольных, КЕЙДЖИБИ", -- добавил я полушепотом. Я знал по своему опыту, что это слово действует на них безотказно. Когда секретарша звонила по телефону наверх, у нее заметно дрожали РУКИ.

Я подождал, пока вниз спустятся еще две немолодые барышни, мрачно кивнул им и вытащил свой последний козырь.

"И вот, когда из-за нас, вдоволь настрадавшись по лагерям, этот честный человек, сионист, историк, приезжает, наконец, в Израиль, -- глядите, какую встречу ему приготовили эти люди, за которых он боролся! Боря, покажи живот. Чуть-чуть. Слишком не закатывай! Какой-то сумасшедший израильтянин воткнул ему в Иерусалиме нож прямо в живот, в желудок и в кишечник, которые у него и так еле-еле функционируют после советской тюрьмы!"

И я протянул барышням заметку и цветную фотографию раненого Бориса Федоровича, вырезанную из газеты "Национальные новости".

В заметке Борис Федорович Усвяцов фигурировал как бывший узник Сиона, которого зарезали на улицах Иерусалима, но не насмерть. Голландки были потрясены до слез. Пока я все это рассказывал, Борис Федорович зачарованно глядел на христианские ценности на полках. Мне даже пришлось пнуть его ногой под столом. Вещи были дареные, ручной работы, но продать их кому-нибудь в Израиле было абсолютно невозможно.

-- Так вы говорите, что мистер Усвятсоф -- татарин, -- сказала в раздумье старшая из фрекен, -- но мы не вывозим татар! В Иерусалиме совершенно нет татар. В этом месяце мы вывозим вьетнамцев. Спросите его, согласен ли он итернироваться во Вьетнам?

-- Переводи, чего она от нас хочет, -- попросил Борис Федорович.

-- Она спрашивает, говоришь ли ты по-вьетнамски?

-- Во дает! -- возмутился Борис Федорович. -- Это же за Китаем. Я туда не полечу, на хер сдалось! Ты сказал ей, что я ученый?

-- Он говорит, что согласен только на Германию, -- сказал я твердо, -у него там невеста. Мадам Маргарита Шкловская. Мюнхен -- кажется, Фликштрассе или Флюгштрассе, номер точно четырнадцать. Адрес у него выкрали в больнице, но он помнит визуально.

Голландки посмотрели на Бориса Федоровича с нескрываемым сочувствием.

-- Немцев мы вывозим только в октябре, -- сказала одна из них. -- Снова надо звонить.

На звонки ушло минут сорок. Говорили они, в основном, по-голландски, но из их разговоров я все-таки понял, что Борю пытаются устроить в христианский кибуц в северной Галилее, где ему все будут очень рады.

-- Что он умеет делать? -- спросила меня секретарша. Я перевел ему вопрос.

Борис Федорович посмотрел на меня абсолютно бессмысленным взором.

-- Она хочет устроить тебя на время в кибуц,--добавил я.

-- На какое время? В исправительный?

-- Нет, в обычный, в христианско-социалистический.

-- Мы ему поможем, -- сказала главная фрекен, доставая из несгораемого шкафчика сто зелененьких долларов двадцатками. -- И он с сегодняшнего дня будет в наших молитвах. Скажите ему, что эти деньги только на первое время. Но пусть обязательно принесет заверенную справку, что он сионист, но при этом не еврей! А то, знаете ли, мы не имеем права помогать евреям: есть старый "указ Абрамовича".

-- От тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года! -- как эхо отозвался я и поднялся.

-- Значит, вы сами знаете! Хау найс! И конкретно подумайте, что мы можем сделать для хорошего сиониста мистера Усвятсоф.

И мы вышли с Борей на улицу. Борис Федорович чувствовал, что произвел впечатление, и был чрезвычайно собою горд.

"Ну, пошли", -- сказал он.

-- Куда еще пошли?

-- За справкой, что я не еврей!

-- Боря, Боря! Мистер Усвятсоф! -- разразился я целой тирадой. -- Ведь раббанут тебе выдал справку, что не не еврей, а еврей! Да еще какой!

Борис Федорович горестно опустил плечи и задумался.

-- Давай ту справку порвем! -- умоляюще попросил он.

-- Вот что, Боря, ты меня послушай внимательно! У меня есть точные сведения, что всех русских повезут обратно. Ты спрашиваешь, куда обратно? Обратно в Казань. Там уже едят крыс. Но даже если тебе повезет и ты окажешься в Германии, то как же ты там будешь мыкаться? Ты думаешь, что она тебя ждет?! Не смеши. Она давно утешилась с полицейским или с пожарником. Женщины не умеют ценить верность. У Киплинга об этом написана целая поэма. И смотри, в кибуце тебя тоже долго держать никто не станет. Кибуцам нужны откормленные белые шведки. А тут ты всюду фигурируешь как максимальный еврей, как еврей евреев! Даже в раббануте! И кроме того, эти бабки тебе обязательно еще пару раз кинут по сотне -- я их как облупленных знаю. И с твоим аттестатом "левита" ты рано или поздно получишь пенсию по возрасту. Да и как ты докажешь теперь, что ты "нееврей"?! Никак. Это теперь навечно.

-- Ну, а что же мне в таком разе с этими облигациями делать? -попыхтев несколько минут, спросил Усвяцов.

-- А вот на это я тебе с удовольствием отвечу: нормальный человек положил бы их в "Национальный банк" и закрыл на долгосрочную программу. И через пять лет вместо этих ста долларов у тебя будет сто тридцать, и тогда ты сможешь их пропить. Но это можно сделать прямо сейчас. И в ресторане. Тем более, что я три дня уже ничего не ел. Только не заставляй меня покупать три бутылки кубанской водки, мышиные сардельки и все эти отвратительные израильские салатики. И идти с ними в бухарский скверик.