Иерусалим - [30]

Гертруда пришла в сильное изумление, слыша, как долго и связно рассказывает Ингмар. Она невольно подумала, что он идет, высоко подняв голову и быстрее обыкновенного. Он стал совсем другим с тех пор, как вступил на родную землю. Гертруда не могла отдать себе отчет, почему это не нравится ей и даже беспокоит ее, но она быстро овладела собой и начала подсмеиваться над Ингмаром, спрашивая его, не собирается ли он сегодня танцевать.

Наконец они добрались до маленькой серой избушки. В ней светился огонь; в маленькие окошечки проникало слишком мало света. До них доносились звуки скрипки и топот танцующих.

Девушки остановились и спросили:

— Это что, здесь? Да разве там можно танцевать?

Им казалось, что в избушке едва может поместиться одна пара.

— Входите, входите! — сказал Габриэль. — Избушка совсем не так мала, как кажется.

Дверь была открыта, и на пороге стояло несколько пар, разгоряченных танцами. Девушки, сняв с головы платки, обмахивались ими, как веерами, а парни скинули короткие куртки и остались в одних светло-зеленых жилетах.

Вновь пришедшие протолкнулись через толпу у дверей и вошли в комнату. Первым, кого они увидели, был Ингмар-сильный. Это был невысокий, плотный человек с большой головой и длинной бородой.

«Да, по нему похоже, что он водится с нечистью», — подумала Гертруда.

Ингмар-сильный играл на скрипке, стоя на очаге, вероятно, для того, чтобы не мешать танцующим.

Избушка, действительно, была больше, чем казалось снаружи, но выглядела очень запущенной: голые стены были изъедены червями, а весь потолок был в копоти от дыма. На окнах не было занавесок, а на столе — скатерти; сразу было видно, что Ингмар-сильный одинок. Дети его уехали в Америку, и единственным удовольствием старика было собирать к себе молодежь и играть им на скрипке. В комнате было темно и душно. Несколько пар кружилось посередине. Гертруде казалось, что она вот-вот задохнется, ей хотелось поскорее выйти на воздух, но было совершенно невозможно протиснуться обратно сквозь живую стену людей.

Ингмар-сильный играл ровно и размеренно, но, увидев в дверях Ингмара Ингмарсона, он так сильно провел смычком по струнам, что они затрещали, а танцующие остановились.

— Нет, нет! — крикнул он. — Это пустяки, танцуйте дальше!

Ингмар сейчас же обнял Гертруду за талию, собираясь танцевать, чему та, разумеется, была сильно удивлена. Но им пришлось подождать, так как пары кружились так близко одна за другой, что невозможно было войти в их круг.

Тогда Ингмар-сильный оборвал игру, постучал смычком о край очага и повелительно крикнул:

— Сыну Ингмара-старшего всегда должно найтись место, когда он хочет танцевать в моем доме!

Все обернулись к Ингмару, но он стоял смущенный и не решался начать танец. Тогда Гертруда схватила его за руку и втащила в круг.

Танец кончился, и хозяин подошел к Ингмару поздороваться. Когда же рука Ингмара очутилась в его руке, старик сделал вид, что испугался, и быстро отдернул ее.

— Ай-ай-ай, — сказал он, — надо обращаться осторожнее с нежными руками будущего учителя, такой старый медведь, как я, может легко раздавить их.

Затем он подвел Ингмара и его спутников к столу, от которого просто-таки прогнал нескольких крестьянок, подошел к буфету и достал хлеб, масло и пиво.

— Я никогда не угощаю своих гостей, — сказал он. — Хватит с них музыки и танцев, но Ингмар Ингмарсон должен съесть кусок хлеба под моей кровлей.

Пока молодежь закусывала, он пододвинул низенький трехногий стул, сел напротив Ингмара и пристально уставился на него.

— Так ты хочешь стать учителем? — спросил он.

Некоторое время Ингмар сидел, закрыв глаза; углы его рта вздрагивали, словно он хотел рассмеяться, но ответил он очень грустно:

— Ведь дома я никому не нужен.

— Так значит, дома ты не нужен? — повторил старик. — А почему ты в этом так уверен? Элиас был еще жив два года тому назад, кто знает, как долго проживет Хальвор?

— Хальвор здоровый, сильный человек, — отвечал Ингмар.

— Но ведь ты знаешь, что Хальвор передаст тебе имение, как только ты сможешь выкупить его.

— Он не сошел с ума и не отдаст Ингмарсгорд, раз уж усадьба попала к нему в руки.

Во время этого разговора Ингмар схватился за край грубого елового стола. Вдруг что-то треснуло — Ингмар отломил кусок доски от столешницы.

Ингмар-сильный поднял руку и сказал:

— Он никогда не вернет тебе именье, если ты станешь учителем.

— Ты так думаешь?

— Думаешь, думаешь! — передразнил его старик. — Все знают, как тебя воспитали. Ходил ли ты когда-нибудь за плугом?

— Нет, — отвечал Ингмар.

— Умеешь ли ты жечь уголь, приходилось тебе срубать столетние ели?

Ингмар продолжал сидеть спокойно, только пальцы его с треском отламывали один кусок доски за другим.

Старик внимательно поглядел на него и вдруг замолчал.

— Эге! — сказал он, взглянув на обломанную доску стола. — Мне, пожалуй, еще придется взять тебя в свои руки. — Он поднял отломанные куски и приложил их к прежнему месту. — Вот молодец! Ты можешь показывать себя за деньги на ярмарках! Ах, шельмец! — Он похлопал Ингмара по плечу. — Да, ты действительно создан быть учителем!

И в одно мгновенье он снова вскочил на очаг и начал играть. Теперь его музыка звучала совершенно иначе. Он отбивал такт ногой и играл в бешеном темпе.