Иерусалим, Хайфа — и далее везде. Записки профессора психиатрии - [6]

Рынок Махане Иегуда

Итак, первой задачей было научиться жить в новой среде обитания, где, как нам казалось, никому до нас не было дела. Сняв жилье, мы записались в школу для изучения иврита («ульпан»); оформились в Министерстве абсорбции («мисрад клита»), где первый год нам полагалась денежная помощь; открыли счет в банке; оформили медицинскую страховку (в «купат холим») и сделали многое другое.

Одновременно мы шаг за шагом знакомились с Иерусалимом. Запахи города были непривычно ароматными. Воздух манил запахами фруктов, вина, хумуса, фалафеля и свежими питами. Пита — это круглая лепешка с кармашком, куда можно положить хумус, тхину, фалафель, шуарму, салаты и многое другое. Приходилось привыкать к изобилию солнца, тепла и света. У меня долго оставалось ощущение жизни в сказке или в другом измерении.

Продукты мы покупали на рынке Махане Иегуда, который считается одной из визитных карточек города. Иерусалимцы называют его просто «шук» (иврит). Здесь рыбные, овощные и мясные лавки перемежаются с гурманскими ресторанами и кафе и бутиками с модной одеждой, а металлические ставни магазинов покрыты произведениями спрей-арта уличных художников. Запахи пряностей, звуки и крики еврейских и арабских торговцев, изобилие всего на свете — все это невозможно описать, это нужно видеть. Отношения на «шуке» отличаются от привычных нам в России. Например, однажды накануне субботы я выбрал мясо в лавке и не нашел в кармане наличных денег, кошелек остался дома.

— Ты можешь заплатить пятьдесят шекелей, когда будешь здeсь в следующий раз, — сказал вполне обыденно молодой продавец, видя мои затруднения.

Я последовал его совету и взял покупку. Такого приключения в моей жизни еще не было. Приехав домой, я рассказал, что случилось, и долго не мог успокоиться.

— Ты загипнотизировал его, папа, — догадался младший сын Изя.

— Нет, у нас папа просто вызывает доверие, — откликнулась жена.

— А я уверен, что этот продавец не совсем нормальный, — предположил Эдик.

Я был взволнован до тех пор, пока через пару дней, вновь идя из ульпана через рынок, я не нашел хозяина мясной лавки.

— Ты меня помнишь? Вот твои пятьдесят шекелей за мясо, — протянул я купюру, почувствовав облегчение за спасенную репутацию.

— А я ни на минуту не сомневался получить их, — сказал продавец, взяв деньги и хитровато улыбнувшись.

Психологию этот парень не изучал, но простым доверием заполучил постоянного покупателя. Я, право, не знаю, как часто такое случается на рынке.

Если мы не делали покупки на рынке, то не отказывались пройтись по центральной улице Яффо — от рынка до Старого города. По дороге есть примечательный перекресток улиц Яффо — Кинг Джордж — Штраус. В народе его прозвали «еврейским», так как переходить его можно во всех направлениях. Во время прогулки у меня было ощущение, что идешь по залам музея: по обеим сторонам улицы прилепились магазинчики, кафе и старые постройки со своими историями.

Снег в Иерусалиме

Зимы в Израиле дождливые. Иногда сильные ливни переполняют реки водой, они выходят из берегов и заливают дороги страны. Иногда температура падает ниже нуля, и тогда мокрые дороги подмерзают, покрываясь льдом, а дождь становится снегом. Так случилось в феврале 1992 года — температура в Иерусалиме упала до семи градусов ниже нуля по Цельсию. Снег падал хлопьями, и его было много, от 50 до 70 сантиметров. На зеленых ветках деревьев образовались снежные шапки — эта картина радовала глаз. Снег стал главной новостью, в городе был создан чрезвычайный штаб. Жизнь практически остановилась, отменили занятия в школах, закрыли детские сады. Коренные израильтяне в такую погоду на работу на машинах не ездят — опасно. Для них снег — это экзотика, они ведут себя как дети, играют в снежки и лепят снеговиков.

Я еще ощущал себя сибиряком, имел большой опыт вождения машины по снегу и льду, и из-за снега я не мог оставить моих пациентов без помощи. Так я думал в то утро, стряхивая снег с окон машины. От дома до клиники «Тальбие» было около 12 километров, 20–25 минут езды с утренними пробками. Машина завелась легко, я прогрел двигатель и поехал… Это была роковая ошибка! То, что я увидел, было поразительным. Дороги превратились в ледяной каток — сплошной гололед. Наивные водители машин сильно давили на педаль газа, их авто скользили и двигались боком, ударялись о другие машины, создавая аварии и заторы. Повернуть назад я не мог; уклоняясь от других скользящих машин, я добрался до клиники за два с половиной часа! Когда я пришел в свое отделение, медсестры на меня смотрели как на пришельца и дружно апплодировали. На работу приехали два дежурных врача, остальные доктора остались дома и радовались снегу. Дорога домой была столь же долгой и сложной. Движение было практически парализовано два-три дня — расчищали только основные магистрали и дороги, которые ведут к больницам. Мое появление на работе в тот день стало в больнице притчей во языцех и поводом для разных шуток в последующие снежные годы. Больше в снег я не садился в машину, а брал, как и все, отпуск и наблюдал за разгулом стихии по телевидению и в интернете.