Иероглиф «Любовь» - [109]

Императрица Фэйянь, завершив молитву, встала с колен и вышла в галерею, откуда вид на ее любимый сад был еще лучше. Здесь императрицу ждал свежий чай: по заведенному ритуалу его готовил особый служка храма, приносил и удалялся, не смея нарушать кратких минут уединения государыни... Императрица пила чай, слушала едва уловимое журчание воды в водяных часах, стрекот сверчков, шепот неразбуженной листвы. Ветер касался лица, словно прохладный шелк, и, ощущая это прикосновение ветра, императрица думала о том, что еще не сделано в ее жизни. Это были грустные мысли, мысли, нарушавшие с таким трудом взращенное в себе ощущение покоя, но императрица не гнала их от себя, особенно в последнее время.

Услышав осторожные, почтительные шаги, императрица чуть повернула голову в сторону идущего. Это был первый императорский каллиграф господин Лу Синь. На нем густой синевой летних сумерек отливала церемониальная одежда, пояс из серебряной парчи напоминал снег, упавший на стальной клинок. Длинные волосы каллиграфа, заплетенные в косу, также украшало кованое серебро... Императрица подавила вздох, и рука ее не дрожала, когда она поставила чашку с чаем на лакированный столик.

Господин Лу Синь остановился на должном расстоянии от государыни и, низко поклонившись, сказал:

— Владычица, прибыли послы от государя Хошиди.

— Странно...

— Завтра годовщина того дня, когда вы очистили страну от скверны захватчиков и самозванцев. Послы владыки Хошиди прибыли с торжественными дарами. Вероятно, сам государь прибудет позднее — на церемонию празднования.

— Да, да... Спасибо, Лу. Я перепутала дни и ночи, совсем забыла, что годовщина — уже завтра. Хорошо, что ты обо всем помнишь.

— Память не изменяет мне, государыня. Никогда... не изменяет.

Снова наступила тишина, в которой стук бамбукового ковшика о горлышко глиняного кувшина казался звуком, заполнившим всю вселенную...

— Лу, посиди со мной немного.

— Да, государыня. Как прикажете.

— Я не приказываю, Лу. Прошу. Скажи: давно ли ты видел своего брата? Как он себя чувствует?

— Мой несчастный брат вполне благополучен, как может быть благополучен оборотень. Он редко возвращается в человеческое обличье. К сожалению, когда он перестает быть барсуком, его снова охватывает безумие, в котором он принимается искать фею Цюнсан и страдать от любви к ней. Поэтому он предпочитает барсучий образ жизни — для собственного спокойствия. Возможно, что он скоро женится.

— На оборотнихе?

— Кажется, да. Но какое это имеет значение, если брат будет счастлив?

— Верно...

... Ветер касается лица, играет золотой бахромой головных украшений. Волосы у императрицы давно отросли и собраны в роскошную прическу, над которой каждый день трудится дюжина служанок. Но иногда императрица вспоминает... И тут же запрещает себе воспоминания.

— Лу, — говорит она, глядя прямо перед собой, — а как ты чувствуешь себя?

— Благодарю вас, государыня, хорошо. У меня много работы — особенно в последнее время. Ваш указ о возрождении в Империи каллиграфического мастерства и прочих искусств напомнил очень многим людям о том, что они... люди. Мною уже создан ритуал проведения государственных экзаменов для всех желающих вступить на поприще искусства и сделать Яшмовую Империю прекрасней. Через месяц состоятся первые...

— Лу, я спрашиваю не о том. Счастлив ли ты?

— Счастлив. Моя жизнь полна, как чаша с рисом, мне некогда предаваться горестным раздумьям или гнаться за несбыточными грезами. Моя страна возрождается из праха, с каждым днем становясь все прекраснее. И я счастлив отдавать этому все силы...

— И потому ты не женишься, Лу?

— Ч-что, государыня?

— Я устала разочаровывать девиц самых знатных семейств, которые жаждут породниться с императорским каллиграфом. Выдерживать напор высокородных просителей, озабоченных вопросом твоего семейного положения, — дело неблагодарное. Ты всем отказываешь, а краснеть приходится мне.

— Простите меня, государыня!

— Да что там... — махнула рукой императрица. — Лу, я не хотела об этом спрашивать, но неужели ты до сих пор...

— До сих пор и навсегда, моя госпожа. — Господин Лу Синь наконец-то осмелился посмотреть прямо в глаза императрицы. — Это неизменно, как восход и закат солнца. Я ничего не могу, да и не хочу с этим поделать. Пусть девицы из высокородных семейств перестанут надеяться на мой счет. Если угодно, я могу пустить во дворце слух, что я евнух.

— Что за чепуха, Лу! И не смей даже! О, если б ты знал!..

— Что, моя государыня?

Императрица помолчала, затем вздохнула:

— Довольно разговоров. Так говоришь, послы от владыки Хошиди?

— Да, императрица.

— Надо идти. Проводи меня, Лу. Сегодня слишком тихий день — от такой тишины кружится голова и тело не хочет мне повиноваться.

Императрица Фэйянь в сопровождении господина Лу Синя покинула храм. И хотя у храма ее, как обычно, поджидали носильщики с паланкином, императрица предпочла пройтись пешком до Непревзойденного дворца. Она не уставала любоваться отстроенными заново башнями и беседками, редкостными деревьями, привезенными из дальних стран, цветниками и рукотворными озерами, в которых плавали зеркальные карпы... Лу часто сопровождал государыню в таких прогулках.