Идущий вопреки - [13]

Я вышел из кухни в главный зал. Гнум и человек сидели в углу и о чем-то перешептывались. При должном старании я, наверное, бы услышал, о чем они говорят. Но сейчас мне это было уже неважно. Они здесь, и при любом раскладе сделают то, что мне надо. Борак рубил дрова на задах и еще не знал, что я вернулся. Мне к нему не надо. Сейчас только мои руки, ноги и язык выполняют указание Академии. И они не собирались напрягаться бессмысленно.

Перед тем как действовать, я подошел к Харну и Тареку и попытался забрать их грязную посуду с рыбьими костями и недоеденными кольцами жаренного лука с солью.

— Стоять! — гнум резким движением удержал тарелку. — Ты что слепой, мальчишка? Не видишь, что тут еще осталось?

— Простите, господин, — как можно более жалостливо стал я извиняться. — Я не заметил, господин.

— Пшёл отсюда пока цел. Альвеныш, тьфу! — гнум плюнул мне под ноги, но в последний момент я успел убрать свой башмак в сторону. Не хватало еще в самый ответственный момент поскользнуться на тягучем гнумьем плевке и расшибить себе голову. История с корнем в лесу преподала мне небольшой урок — не доверять своей крови.

— Да, господин! Простите, господин! — затараторил я, но глаза мои были стеклянными и пустыми. Не поворачиваясь спиной к благородным господам, я в полупоклоне попятился к лестнице на второй этаж таверны.

«Если ты не думаешь, то и о тебе не думают». Гнум почти мгновенно потерял ко мне интерес. Под тарелкой, которую я только что хотел забрать, остался лежать пергамент с дальнейшими указаниями. То, что гнум мог читать, я нисколько не сомневался.

Поднявшись наверх, я закрыл за собой дверь и оглядел комнату, что служила мне домом и убежищем долгих полгода. Затхлый запах гнилого сруба, шелест листьев за единственным окном, скрип прогнивших половиц и чертыханье Борака во дворе когда-то были для меня родными. Но Время это прошло и сейчас разум закрылся от этих ощущений. Мне пора собираться в долгий путь.

* * *

— Ааарх! — колун со свистом опустился на полено, разрубая его пополам. У Борака сегодня было хорошее настроение. Он радовался серебряной монете, что заработал всего лишь за день.

«Всё равно жалко, конечно, баранинки», — со вздохом подумал Борак. Когда-то давно, пять или шесть… а может даже тридцать лет назад, молодому юноше Бораку этот рецепт холодной баранины со специями рассказала его жена Алина. Молодая и красивая, она со слезами провожала его в путь. Он хотел открыть новые земли, стать героем для своих детей. Сделать, как он думал, то, что до него не делал никто. Открыть таверну в Поясе Полувременья. Там, где время для него течет беспощадно быстрее. Халупа на окраине города, где он жил со своей любимой женой и двумя детьми, стала разваливаться. Дошло уже до того, что его маленькие Парк и Клара стали подходить к папе несколько раз за день со словами «папа, а что мы сегодня будем кушать?». Вместе со своим старшим братом, который, в последствии бросил Борака уже через год, отчаявшись сделать из этой дыры хоть что-то стоящее, они отправились в путь с одними лишь столярными инструментами в Лес Полувременья. Строить своё будущее. Но, к счастью или нет, строить не пришлось. Альвский разведчик ждал их. С крайне серьезным выражением лица он предложил им заверенную одним из ашомвальских старост дарственную грамоту на полусгнившую двухэтажную хибару прямо на северном пути Разлома, что между Владеной и Страгосом. Разумеется, в этой грамоте, в сносках, были маленькие примечания о дополнительных обязанностях за столь ошеломительно ценный дар. По крайней мере, так тогда думали братья на тот момент.

Возможно, Борак тоже давно бы уже бросил это неприятное дело, если бы не одно неприятное обстоятельство, которое страшно смутило его и расстроило одновременно. Три года назад мимо проходил кузнец из нашего района, который с удивлением сообщил, что брат Борака так и не вернулся к себе домой. После попыток хоть как-то понять, что же с ним произошло, трактирщик узнал, что в лес его брат зашел, а вот выходить — не вышел. По самому короткому маршруту — через северную деревню Праско, что прилегает прямо к Поясу Полувременья, он не проходил. Трактирщик опросил все местное ополчение и жителей, но никто не видел его брата, выходящего из леса.

Поэтому Борак решил отработать те пять лет, что от него требовали в Ашомвале. По завершению уговора ему обещали пятнадцать золотых монет и возможность либо вернуться домой без, как они это назвали, «штрафов», либо остаться и продолжать работать на благо Ашомвала. Пять лет эти проходят через месяц, и Борак уже строил планы как возвратится богачом к своей семье.

Единственное, чего он страшно боялся — как его примут жена и дети. Сейчас его Алине тридцать, а детям по семь лет. Хоть они и в курсе всех последствий, но Борак все равно очень сильно переживал. Особенно за то, как недолго они будут вместе…

— Что вы?!.. А-а-а-а! Бор-а-ак!!! Хел… — крик Шени прервал одновременно и счастливые, и грустные мысли трактирщика. Какое-то время Борак пытался совладать со ступором. Он знал, что происходит и всегда боялся этого. Всякий сброд бывал у них; и иногда буянили, но до чего-то серьезного никогда не доходило. Особенно легче стало с Хеллором. Этот юркий полуальв иногда давал хорошую трепку зазнавшимся пройдохам.