Идущий - [24]

Дини остановился. Затем сел, осознав, что пока не уверен, в какую сторону ему идти. Ноги ещё не ныли, но лишние минуты отдыха никак не повредят. Он вспоминал, что родители рассказывали ему о городах. Дини помнил многое, но все их слова рождали лишь смутные ассоциации. Город, говорили они, это как сразу двадцать–тридцать деревень. Это если средний город. Есть же такие, их, правда немного, которые превышают по численности и сотню деревень. Вот это у мальчика вообще не укладывалось в голове. Как они там помещаются? Неужели им не тесно? Такое количество людей в одном месте казалось абсурдом. И, главное, почему они не разделятся на деревни? Зачем толкаться на каком–то клочке, если вокруг достаточно земли?

Всё это было выше его понимания тогда и осталось сейчас. Ему нужно было подумать о другом. Идти ли в город или обойти его лесом? С одной стороны в Лизии наверняка есть больные, раз они встречались практически в каждой деревне. Скорее всего, их там больше, чем он может позволить себе вылечить. С другой стороны повышался риск встретить людей подобных крестьянам из последней деревни. Эти сомнения заставили мальчика сидеть почти полчаса на земле, прогретой солнцем, и он незаметно для себя задремал.

Когда проснулся, солнце, достигнув зенита, припекало вовсю. Однако сомнения остались прежними. И тогда Дини решил представить себе, как бы поступил на его месте отец.

Не бойся трудностей, прошептал голос. Они — часть настоящей дороги. В городе есть люди, которым ты сможешь помочь. Их слишком много? Не переживай, помоги тем, кому получится, и не терзайся, что не охватил всё. Есть шанс встретить плохих людей? Конечно, оставив город в стороне, ты избегнешь встречи с ними, но тогда ты не поможешь никому, и, быть может, чья–то жизнь прервётся. Выбери в пользу других, нуждающихся в тебе, и ты выберешь в пользу дороги.

Дини поднялся. Поправил котомку за спиной и двинулся к городу.

4

Первое, что поразило Дини ещё прежде, чем он увидел дома и улицы, было изобилие запахов. Здесь не было той свободы для ветра, и запахи застаивались, концентрировались. Не было также свободы для запахов леса и сена. Их подминали десятки других. И они, если даже мальчик угадывал их, имели некое своеобразное отличие. Его обоняние уловило запах навоза, разогретых солнцем камней, из которых состояли стены, аромат только что приготовленных лепешёк, исходивший откуда–то из чрева города. Запах скота и пёстрый запах человеческой одежды. Были и другие, совершенно незнакомые. Большинство из них принадлежали к запахам снеди.

Дини вышел на дорогу в том месте, где к ней вплотную подступали заросли кустарника. Его появление осталось незамеченным, и неудивительно. Народу было столько, причём бредущего в разных направлениях, что отдельно взятый человек просто не мог броситься в глаза. Более того, чтобы постоянно держать кого–то в поле зрения, нужно было приложить немалые усилия. Это обрадовало мальчика. Оказалось, на подступах к городу было гораздо вольготнее, чем рядом с какой–нибудь деревенькой.

Присутствовал ещё один момент. На дороге можно было увидеть одиноко бредущих детей разного возраста. Естественно, и мальчиков девяти–двенадцати лет.

Дини вошёл в город. Плотно стоявшие дома, плотный поток людей, в котором иногда приходилось уворачиваться, чтобы не угодить кому–нибудь под ноги, поразили Дини. Крыши домов, стены были сделаны совсем из другого материала. Мальчик продвигался вперёд медленно, часто останавливаясь, рот был полураскрыт, глаза — расширены. Он напоминал заворожённого. Здесь никто ни на кого не обращал внимания, слишком много было людей, и в какой–то момент Дини вспомнил, что Лизия — не самый крупный город.

Людской поток вынес его к площади, и Дини, наконец, понял, что значит это слово. Обширное пространство было заставлено торговыми рядами. Здесь было ещё больше людей. И запахов. Возрос шум. Теперь Дини почти ежесекундно касался кого–нибудь плечом, рукой или спиной. Запахи продуктов, готовых или приготовляемых, знакомые и незнакомые, наполнили рот мальчика слюной, и он почувствовал чудовищный голод, хотя ещё полчаса назад казался себе вполне сытым.

Дини отошёл в сторонку, отыскав местечко посвободнее. Достал из сумки последнюю медовую лепёшку, которую, как редкое лакомство, собирался экономить до последнего, и, урча, запустил в неё зубы. Ел и поглядывал по сторонам. На торговцев, расхваливающих товар, зазывающих покупателей, на сосредоточенные лица снующих туда–сюда горожан. Иногда в этом потоке встречались люди в богатой одежде, яркой, манящей, как блики в сером тумане. Некоторые из таких людей передвигались верхом, и люди расступались, опасаясь, чтобы конское копыто не раздавило ногу, и даже в этой суматохе, где никто ни на кого не обращал внимания, задерживали взгляды на всаднике, чаще всего державшемся свысока. Иногда Дини замечал крепких молодых мужчин в бордовой одежде с вышитыми на груди золотом орлами, с мечами и в шлемах. Он знал, что это — воины Правителя. Их неприкрытые голени, мощные и волосатые, навевали иллюзию все охватывающей власти. Изредка в толпе мелькали монашеские рясы, скрывавшие фигуры их обладателей, делавшие тела аморфными, расплывчатыми, даже слегка ирреальными.