Идущие на смерть… - [16]

В тот день, к счастью, была прекрасная погода. Поскольку площадь озера составляла 100 квадратных миль, то бой решено было проводить только в юго-западной части озера. Связанные вместе плоты ограничивали пределы маневрирования галер. Император Клавдий в великолепных золотых доспехах и пурпурной мантии сидел на специально построенном для него помосте. Рядом сидела императрица-мать Агриппина в накидке из золотой ткани. Кроме пехоты, окружавшей озеро, к помосту, где расположился император, был подтянут отряд кавалерии на прекрасных боевых сицилийских конях. Для того, чтобы поддержать порядок, склоны холмов были разделены на секции, за каждой из которых наблюдал магистрат. Была разбита большая санитарная палатка для оказания помощи раненым. Приговоренных к арене преступников всегда не хватало, поэтому выживших можно было повторно использовать в других зрелищах. Однако палатке пришлось послужить и другой цели. Пятнадцать женщин-зрительниц родили, пока проходила наумахия. Им пришлось оказывать помощь в палатке. Этот случай наглядно показывает одержимость римлян играми. Для женщин на сносях желание увидеть наумахию оказалось сильнее тягот многочасового пути от Рима до озера.

Сигналом к началу боя послужило появление из глубины озера серебряного тритона, трубящего в морскую раковину. Сколько же изобретательности потребовалось для создания этой механической куклы! Но зрителям приходилось видеть и не такое. Можно только гадать, как изменилась бы судьба Римской империи, если бы подобные усилия направлялись на совершенствование римского оружия. По сигналу раковины оба флота приблизились к императорскому помосту. Били барабаны, играли трубы. Команды на кораблях по традиции салютовали императору своим оружием.

Триремы имели в длину около 100 футов. У каждой из них на носу были таран и абордажный мостик, или «ворон», — длинный брус, один конец которого представлял собой острие, а другой закреплялся на палубе на шарнире. Когда «ворон» перебрасывали на другую галеру, острие впивалось в дерево и корабли оказывались сцепленными. Корабль имел один квадратный парус, который можно было эффективно использовать, только когда ветер дул в корму. В своих записках Юлий Цезарь отмечает, что был поражен, увидев, как корабль венетов шел галсами. Римлянам почему-то не приходило в голову, что этот маневр может быть использован парусным судном. Они никогда не совершенствовали рангоут и такелаж своих галер.

В основном галеры приводились в движение с помощью весел. Гребцы сидели не в трюме галеры, а в специальных конструкциях, выступающих вдоль бортов корабля. Такое устройство позволяло гребцам использовать большой рычаг при работе на веслах. А это было важно, так как двигать большой корабль было очень трудно. Каждым веслом управлял один человек. Гребцы сидели на разных уровнях, чтобы весла не мешали друг другу. На корме корабля находился человек, который ударами в барабан задавал гребцам ритм. Между рядами по специальной платформе непрерывно ходили два надсмотрщика с плетьми и следили, чтобы каждый гребец хорошо работал. Для быстроходности галеры строили длинными и узкими, и у них были плохие мореходные качества. Однако для сражения на озере они подходили идеально. По конструкции римские галеры были идентичны греческим, но тысячелетней давности. Усовершенствования, сделанные римлянами, были весьма немногочисленны: абордажный мостик, канаты на реях, на которых могли стоять матросы, берущие рифы на парусах, ванты, по которым было легко взбираться на мачты. Ванты заменили приставные лестницы, использовавшиеся греками.

После парада флотов, когда корабли приблизились на расстояние слышимости к императорскому помосту, команды галер прокричали традиционное приветствие, с которым гладиаторы обращались к императору: «Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!». Клавдий весело ответил им: «Это зависит от вас, мои друзья», — имея в виду, что, если воин сражается хорошо, он не погибнет в бою. Однако гладиаторы поняли его совсем по-другому. Они закричали: «Добрый Цезарь! Если это зависит от нас, мы не будем сражаться». И оба флота стали медленно уплывать, а их команды — поздравлять друг друга с таким неожиданным и счастливым концом.

Римская чернь завыла от возмущения. Клавдий спрыгнул с трона и бросился к озеру, изрыгая проклятия. Он грозил поджечь корабли и заживо сжечь их команды, если они не будут сражаться. Клавдий был не только калекой (возможно, он перенес полиомиелит), но и не совсем нормальным психически. У него бывали приступы бешеной ярости, и сейчас начался именно такой приступ. Зрители смеялись до слез, глядя на его ужимки. Наконец гладиаторы поняли, в чем дело, и, разделившись на два флота, подготовились к бою. Агриппина отвела императора обратно к трону. Клавдий, слыша смех зрителей, начал смеяться сам, и скоро его смех перешел в истерику.

Когда семья Клавдия в конце концов его успокоила, он подал сигнал начать бой, уронив свой платок. И сразу же зазвучали трубы на обоих флотах, и галеры двинулись навстречу друг другу. Барабанщики задавали самый быстрый темп, который только могли выдержать гребцы, так как для кораблей было важно иметь в момент столкновения с противником наибольшую скорость.