«Иду на вы!» Подвиги Святослава - [42]
Ю. Шевчук
Из книги в книгу кочует рассказ, как Ольга мстила за мужа «по жестокому языческому обычаю». К чести летописца, он тут ни при чем. Описывая зверства будущей святой, он ни разу не вспоминает любимое «были же люди погани и невегласы». Да и то – что такое пять с небольшим тысяч взбунтовавшихся данников-древлян? Поколение спустя в Константинопольском ипподроме на потеху столичной толпе по приказу православного цесаря Василия II казнят 48 тысяч пленных болгар – между прочим, православных христиан! А лет за полтыщи до того благочестивейший император Юстиниан Великий на том же ипподроме заманил в ловушку и вырезал пятьдесят тысяч участников восстания Ника, чистокровных византийцев и, конечно, тоже православных – эту историю читатель может помнить если не по роману Валентина Иванова «Русь изначальная», то хотя бы по одноименном фильму. А уж что творили образцы добродетели из Священного Писания христиан! «А народ, бывший в городе, он вывел и положил под пилы, под железные молотилки, под железные топоры и бросил в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами аммонитскими» (2 Цар. 12, 31). Перед такими деяниями любимца всеблагого господа, кроткого царя Давида, Ольга вообще гуманистка, нежнейшей души женщина.
Более того, Ольга как раз действовала вопреки языческим обычаям. Начать с того, что обычаи эти строго ограничивали круг мстителей. Это брат, сын, отец убитого, сын брата или, на худой конец, сын сестры. То есть не только жена, но и вообще женщины как мстители не рассматривались.
В преданиях, правда, встречаются жены-мстительницы. Это Гудрун из «Старшей Эдды», Сигрун из «Саги о Вольсунгах», наша Рогнеда. Все они мстили – успешно или нет, – мстили мужу, убившему отца и братьев, истребившему всех мужчин в роду. Все это – явно не про Ольгу. И еще – все они не один год пестовали месть, не спешили с ней. Северная премудрость гласит: «Только раб мстит сразу, только трус – никогда». Резня, учиненная древлянам Ольгой, менее всего похожа на «жестокий языческий обычай». Ольга как раз спешит, торопится, суетится…
Но почему Ольга спешит? Почему берется за не положенную ей месть? Неужто и впрямь боится древлянского войска под стенами Киева? Ведь у ней, по летописи, большая, уцелевшая часть дружины мужа, своя «малая дружина». И ополчение полян встретило бы «заклятых друзей» в топоры. Древляне воевали и с северой, так что за тыл Ольга могла быть спокойна. Более того – Северская земля в этой войне выставила бы под киевские стяги столько воинов, сколько могла.
Нет, не месть. Что-то иное. Что? Вспомните Ярослава в Новгороде. Тот, совсем как Ольга, заманивал и резал толпами, не щадя невинных. Лишь бы быть уверенным – не спасся ни один, кто мог что-то знать, видеть, хотя бы слышать. Не вышло.
«Месть» Ольги древлянам. Радзивилловская летопись
И у Ольги не вышло. В 1890-х годах фольклорист и историк Н. И. Коробка записал в Овручском уезде, на месте столицы древлян Искоростеня, множество сказаний о княгине Юльге (Вольге, Ольге), убившей своего мужа, Ригора или Игора.
Неясно только, кем в этой истории оказываются древляне, явно ничего дурного от Ольги не ждавшие. Речи их послов – с «добрыми» князьями-пастырями, «волком» Игорем, «овцами» – напоминают скорее выдержку из христианской проповеди, чем речи лесных охотников и пахарей. Кто же они – древлянские христиане, соучастники убийц? Или это убийцы посмертно вложили в уста жертв привычные слова? Кого убивали на княжеском дворе и у Игоревой могилы – свидетелей или подельников?
Между прочим, следует заметить и еще одну сторону вопроса. Ольга по языческим обычаям не имела права не только мстить за Игоря. Наследовать ему она тоже не могла. Ни у скандинавов, ни у славян вдовы не наследовали власть мужей. Легендарные правительницы чехов и поляков, Либуше и Ванда, с которыми часто сравнивают Ольгу, наследовали не мужьям, а отцам. Наследовать Ольга могла, только будучи беременна наследником, и вполне возможно, что в год смерти мужа Ольга носила младшего брата Святослава Глеба (или Улеба). Глеб вырос христианином, и возможно, что христианская партия именно его рассматривала как наследника. В Киевской Руси наследником мог стать тот представитель княжьего дома, кого выкликало вече. Но, так или иначе, править Ольга могла лишь в отрыве от языческих обычаев. И опорой ей были порвавшие с ними люди – христиане. Дождавшись естественной смерти Игоря, Ольга со товарищи могли дождаться и вхождения Святослава в совершеннолетие…
Все сходится, увы… Так что же, убийца Игоря – Ольга? Убийца собственного мужа? Все против нее, но… не будем спешить. Мне думается, патер Браун, с воспоминания о котором мы начали распутывать древлянский детектив, не поддержал бы этого обвинения. Нет, не потому, что княгиня – христианка. «Он был логичен (и правоверен), а потому не вывел из этого факта, что она невиновна. От него не укрылось, что среди его единоверцев были крупнейшие отравители» («Сельский вампир»). Тут дело в другом: он не зря говорил в «Странном преступлении Джона Боулнойза», что «из всех невозможностей самая существенная – невозможность нравственная». Патер Браун мог представить любому суду защитника Ольги. Им оказывается Святослав.
