«Иду на красный свет!» - [141]
Иржи Тауфер пренебрег этим общепринятым правилом. В его метрике местом рождения значится Босковице, а дата рождения — на одиннадцать лет позже Волькера и Незвала, однако первая его книжка словно бы несла на себе печать начала 20-х годов — эпохи Волькера и раннего Незвала. Может показаться, что он несколько запоздал: теперь так уже не писали; хотя изредка и раздавались отдельные отзвуки подобной поэзии, решающего значения она уже не имела. Другое дело — Иржи Тауфер. В 1931 году выходит вторая книга Тауфера, в 1933-м — третья, и становится ясно, что, несмотря на молодость, он из той же плеяды, что и Волькер, Незвал, Библ, Галас с Завадой, Сейферт поры «Города в слезах», Пиши. Мало того, С. К. Нейман, давно распустивший свою школу, вдруг обретает нового ученика, который навсегда сохранит верность своему учителю.
Даже все написанное Тауфером позже, идейная напористость этих произведений, энергичный стих, широта дают основания отнести его к поколению 20-х годов. В поэтических сборниках Тауфера живо звучит все то, что сближало его друзей поэтов. При этом он всегда остается самим собой, у него собственный голос и собственное лицо.
Почему книга избранных стихов Тауфера называется «Прислушайтесь к моим рукам»?
Это чисто тауферовское название, и оно как нельзя лучше подходит его стихам; впрочем, так же называется и одно из стихотворений в сборнике «Рентгенограммы». В своих произведениях поэт подает руку рабочим, актерам, морякам, и это рукопожатие звучит оркестром турбин и токарных станков, электромоторов — творений рабочих рук.
Наше поколение, воспитанное первой мировой войной, демонстрациями голодных толп, рабочими забастовками, никогда не скрывало своего преклонения перед руками созидателей мира, творящими чудеса, — как сказали бы мы вслед за Максимом Горьким. Тяготы жизни, которые мы с детства переживали со взрослыми, нелегкий удел рабочего человека, сталкивавшегося с жестокостью и эгоизмом богачей, — все эти жизненные испытания, в избытке выпавшие на нашу долю, наделили нас особым чутьем…
У Тауфера каждая строка проникнута любовью и уважением к рабочему человеку, к его трудовым рукам.
Восхищение трудом рабочих, уважение к языку и чешскому стиху, умение композиционно блестяще организовать самые сложные стихотворения, придирчивость, с какой Тауфер создает даже непритязательный куплет или импровизацию, — все это дает поэту полное право самому считаться рабочим поэтического цеха.
Многим из поэтов не мешало бы поучиться у Тауфера так же тщательно отделывать свои стихи.
О своей любви к трудящемуся человеку Иржи Тауфер прекрасно пишет в книге воспоминаний «Партия, люди, поколение»:
«Мы полюбили фабрики и людей в синих блузах, эти люди нравились нам за излучаемые ими и присущие только им черты созидательности.
Мы не могли не полюбить этих людей-созидателей, от которых веяло неведомой и увлекательной новизной, и эта новизна открылась нам позже как примечательная черта будущего; мы тянулись к рабочим и открывали для себя источники их силы…»
Иржи Тауфер сохранил верность этим людям, они были и остаются главными героями его поэзии. Любовь поэта безраздельно принадлежит им — такая же непатетическая, простая и глубокая, как уважение и любовь к женщине, которыми дышит каждая его строка, и два лучших его стихотворения последних лет — «Кружевницы» и «Баллада о кузнеце» — свидетельство этого.
Истинная поэзия своими корнями уходит в родную почву, она питается соками земли детства поэта, где он впервые учился любить людей и жить их судьбами. Очарование образов детства многие поэты хранят в себе всю жизнь и возвращаются к ним в своих стихах спустя годы. Гак складывалось большинство стихотворений Волькера, поэма Незвала «Из родного края», другие его стихи. И поэзия Тауфера пронизана солнечными лучами родного Босковицкого края, раскинувшегося по берегам Свитавы и Свитавки, где «…за оградой пахнет тмин, петух, весь рыжий, в охре глины, под небом, что блестит, как цинк, вдруг подражает окарине».
Абстрактные стихи об абстрактных географических краях испокон века заполняют нивы поэзии, равно как и стихи мнимо глубокомысленные, вычурные и пустые. Экзальтированный субъективизм, ковыряющийся в своем болезненном «я», дешевая кинолюбовь, модный цинизм и «смелая» сексуальность вместо здоровой и естественной эротики — все это явления одного плана.
А для читателя важно — дышит ли поэзия истинным воздухом природы, умеет ли она приблизить к нему ее волшебные метаморфозы и заселена ли эта природа любящими ее людьми. Любовь Тауфера к природе, к родному краю, к чешской земле — это стихия, пронизывающая всю его поэзию, в том числе его гражданскую лирику. Стихи Тауфера нельзя строго разграничить на гражданские и лирические — они представляют собой единство сюжетно и драматически напряженных стихов, в которых мы видим истинную жизнь.
Поэт страстно влюблен в свою родину, и, любя ее как сын, он обращает свою любовь к другим странам и к людям, которые, как и на его родине, борются за счастье своей страны.
И когда поэт пишет: «Родная для меня земля — любая, где люди борются за счастье. И весь грядущий, полный счастья мир — все родина моя», — поэту веришь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.
В период войны в создавшихся условиях всеобщей разрухи шла каждодневная борьба хрупких женщин за жизнь детей — будущего страны. В книге приведены воспоминания матери трех малолетних детей, сумевшей вывести их из подверженного бомбардировкам города Фролово в тыл и через многие трудности довести до послевоенного благополучного времени. Пусть рассказ об этих подлинных событиях будет своего рода данью памяти об аналогичном неимоверно тяжком труде множества безвестных матерей.
Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.
Первая публикация: Time and Tide. London.George Orwell. Notes on the Way. 1940.Перевод с английского Алексея Зверева.Джордж Оруэлл. «1984» и эссе разных лет. Издательство «Прогресс». Москва. 1989.
Статья впервые напечатана в парижской газете «Пари-суар» 2 октября 1938 г.Публикация на русском языке: «Военные записки. 1939–1944» Издательство «Прогресс». Москва. 1986.Перевод с французского Ю. А. Гинзбург.
Перевод и комментарии Виктории Чаликовой.Джордж Оруэлл. «1984» и эссе разных лет. Москва. Издательство «Прогресс». 1989.
Перевод с английского Юрия Зараховича.Джордж Оруэлл. «1984» и эссе разных лет. Издательство «Прогресс». Москва. 1989.