Идолы власти от Хеопса до Путина - [19]

Понятно, что детство всегда накладывает на дальнейшую судьбу тот отпечаток, который ничем не соскрести. И когда твои родители гонимы, а ты вместе с ними, то трудно даже представить весь ужас, зарождающийся в хрупком сознании маленького мальчика. Тиберий родился в Риме 16 ноября 42 года до н. э. Его родной отец, Нерон Старший, поддерживал республиканцев, воевал против Октавиана во время Филиппийской войны, потом поддерживал Помпея, затем Марка Антония. Принимал участие в Перузинской войне на стороне Луция Антония и Фульвии. В 40 году до н. э. семья была вынуждена бежать из Рима, опасаясь проскрипций и преследования со стороны победившего в гражданской войне Октавиана. Сначала Нерон Старший и жена его Ливия Друзилла с маленьким Тиберием на руках устремились на Сицилию, потом спасались в Греции. А дальше начались чисто римские странности.

В 39 году до н. э. Октавиан провозгласил амнистию, и родители Тиберия смогли вернуться в Рим. В том же году Ливия была представлена Октавиану. Легенда гласит, что Октавиан влюбился в Ливию с первого взгляда. Так или иначе, но он развелся со своей второй женой Скрибонией в тот самый день, когда она родила ему дочь Юлию Старшую. Тогда же Нерон Старший был вынужден развестись с Ливией, которая была на шестом месяце беременности.

14 января 38 года до н. э. у Ливии родился сын Друз, а через три дня Октавиан женился на Ливии. На свадьбе присутствовал Нерон Старший в качестве отца детей Ливии, а также посаженного отца невесты. Ходили слухи, что Друз, брат Тиберия, на самом деле ребенок Октавиана, а не Нерона Старшего.

Благодаря второму замужеству своей матери Тиберий стал пасынком самого могущественного человека в Римской империи.

Родной отец Тиберия скончался в 33 году до н. э., отчим, Октавиан Август, правил еще многие годы, а то, что именно Тиберий стал его наследником, —всего лишь странная шутка римских богов, забравших у Октавиана кровных наследников и оставив лишь пасынка. Здесь мы опять предоставим слово Светонию:

Я знаю, что есть ходячий рассказ, будто после тайной беседы с Тиберием, когда тот ушел, спальники услышали голос Августа: "Бедный римский народ, в какие он попадет медленные челюсти!" Небезызвестно мне и то, что, по некоторым сообщениям, Август открыто и не таясь осуждал жестокий нрав Тиберия, что не раз при его приближении он обрывал слишком веселый или легкомысленный разговор, что даже усыновить его он согласился только в угоду упорным просьбам жены и, может быть, только в тщеславной надежде, что при таком преемнике народ скорее пожалеет о нем. И все-таки я не могу поверить, чтобы такой осторожнейший и предусмотрительнейший правитель в таком ответственном деле поступил столь безрассудно. Нет, я полагаю, что он взвесил все достоинства и недостатки Тиберия и нашел, что его достоинства перевешивают, — тем более что и перед народом он давал клятву усыновить Тиберия для блага государства, и в письмах несколько раз отзывается о нем как о самом опытном полководце и единственном оплоте римского народа.

Отчасти Тиберий стал действительно неплохим императором, читайте того же Светония!

Но власть развращает. Абсолютная же власть в тех условиях, когда ее носитель есть альтер эго божества, убивает остатки всего человеческого. Хорошо известно, что последние годы жизни император Тиберий провел на Капри, выбор которого был обусловлен прежде всего безопасностью — высадиться там можно было лишь в одном месте, а с остальных сторон он был огражден крутизной высочайших скал и глубью моря.

Однако кроме безопасности была еще одна немаловажная сторона. На Капри Тиберий мог не бояться своих демонов, наваждений и фантазий, дать им возможность вырваться наружу, да так, что небо над этим средиземноморским раем вздрогнуло! Светоний посвящает этому много места в своей главе о Тиберии:

43. …На Капри, оказавшись в уединении, он дошел до того, что завел особые постельные комнаты, гнезда потаенного разврата. Собранные толпами отовсюду девки и мальчишки — среди них были те изобретатели чудовищных сладострастий, которых он называл "спинтриями", — наперебой совокуплялись перед ним по трое, возбуждая этим зрелищем его угасающую похоть. Спальни, расположенные тут и там, он украсил картинами и статуями самого непристойного свойства и разложил в них книги Элефантиды, чтобы всякий в своих трудах имел под рукою предписанный образец. Даже в лесах и рощах он повсюду устроил Венерины местечки, где в гротах и между скал молодые люди обоего пола предо всеми изображали фавнов и нимф. За это его уже везде и открыто стали называть "козлищем", переиначивая название острова.

44. Но он пылал еще более гнусным и постыдным пороком: об этом грешно даже слушать и говорить, но еще труднее этому поверить. Он завел мальчиков самого нежного возраста, которых называл своими рыбками и с которыми он забавлялся в постели. К похоти такого рода он был склонен и от природы, и от старости. Поэтому отказанную ему по завещанию картину Паррасия, изображавшую совокупление Мелеагра и Аталанты, он не только принял, но и поставил в своей спальне, хоть ему и предлагалось на выбор получить вместо нее миллион деньгами, если предмет картины его смутит. Говорят, даже при жертвоприношении он однажды так распалился на прелесть мальчика, несшего кадильницу, что не мог устоять и после обряда чуть ли не тут же отвел его в сторону и растлил, а заодно и брата его, флейтиста; но когда они после этого стали попрекать друг друга бесчестием, он велел перебить им голени.