Идиотам просьба не беспокоиться - [96]

– Но почему именно старыми лодками? – спросила Миранда. Все равно делать было нечего.

– Лодки символизируют мимолетную и переменчивую природу наших желаний, которых носит туда-сюда по морям случая. А вообще-то это абсурд.

– Да, без абсурда тут не обойдешься.

– А «старые» означает, что наши желания-лодки скрипучие и никчемные.

– А почему «под названием Альф»?

– Потому что ассоциируется с альфой. Стремление быть первым, позывы к славе. Я иногда даю имена старым лодкам, чтобы было еще смешнее.

– И тебе правда легче со своим Альфом и другими старыми лодками?

– Трудно сказать.

– Ты остаешься?

– Мне все равно делать особенно нечего.

Получив столь ощутимый удар по своей карьере, Миранда решила развлечься и пошла в магазин, в продовольственный отдел «Маркса и Спенсера». Она встала в очередь к первой же кассе; она никогда не выбирала, к какой кассе вставать, потому что все равно неизменно вставала в самую долгую: либо с тупой по жизни кассиршей, которая периодически «зависала» на каком-то товаре, у которого не считывался штрих-код, либо с покупателями впереди, которые расплачивались самой мелкой мелочью, неторопливо выуживая ее из многочисленных карманов. И вот что интересно: каждый уверен, что именно он всегда встает не в ту кассу. И скорее всего это верно. Есть ли этому объяснение? Наверное, есть. Но какое? Что люди в массе своей не особенно наблюдательны? Что люди, которые стоят в очереди в «быстрых» кассах, это никакие не люди, а космические пришельцы из какой-то другой галактики, которые набирают значительное преимущество перед человеческой расой, потому что проводят меньше времени в очередях в супермаркетах? Или некоторые покупатели просто врут, когда утверждают, что они вечно встают не к той кассе – наподобие того, как миллионы жалуются на дорогую жизнь, чтобы их принимали за обыкновенных работников?

В данной конкретной очереди источником раздражения был молодящийся дяденька-металлист (длинные волосы, черная косуха), стоявший непосредственно перед Мирандой. Закипая от злости, она наблюдала, как он лениво и вяло роется у себя в сумке; и при этом он вовсе не торопился выкладывать содержимое своей корзинки на кассу. Его сосредоточенные копания задержали процесс расчета, наверное, секунд на сорок, самое большее – на минуту, и Миранда мысленно согласилась, что она никуда не торопится и что эта потерянная минута ничего не решит в ее жизни, но ее все равно раздражал этот тормоз. Чтобы совсем уже не психануть, она принялась изучать ассортимент кондитерских ингредиентов, выставленных у кассы. Ананасовый порошок. Порошок?!

Он был репортером; специальным корреспондентом для какой-то специальной газеты, и занимался он темами специфическими. Его серьга и татуировка опоздали лет этак на сорок в смысле провозглашения его бунтарем, аванпостом самоуправления (в конце концов в наше время налоговые инспекторы с непропирсованными сосками уже почти все вымерли). Вполне может быть, что обстановка у него в кабинете подобрана так, чтобы это не было похоже на кабинет; может быть, он работает на какую-то дизайнерскую компанию, или на фирму звукозаписи, или – еще того хуже – на агентство по связям с общественностью. Но денежка регулярно поступает на счет раз в неделю, и голоса, которые говорят ему, что делать, не звучат у него в голове, а приходят извне.

Пока его покупки медленно проползали мимо кассы, он просто стоял и смотрел в пространство. Он не раскладывал их по пакетам, а кредитную карточку соизволил достать только тогда, когда кассирша назвала общую сумму. Больше всего раздражало то, что он даже не понимал, что он кого-то там бесит. Наоборот. Он искренне верил, что проявляет внимание к окружающим. Можно представить, как сильно он переживал, что правительство почти ничего не делает в плане помощи слаборазвитым странам. Его волновал уровень жизни в стране. Он беспокоился за малоимущих граждан. Вне всяких сомнений, он выступал против жестокого обращения с животными. И хотя у него из сумки торчала пачка каких-то неопознанных сигарет, он наверняка был озабочен проблемами загрязнении окружающей среды в глобальном масштабе. А вот что его совершенно не волновало, так это покупатели в очереди за ним.

Именно это и раздражало, что он не считал себя человеком, которому наплевать на других. Он полагал себя искренним другом вселенной. Сострадание и участие, готово к немедленному употреблению круглосуточно семь дней в неделю. Если бы он специально старался бесить окружающих, это было бы еще терпимо; она могла бы ему отомстить, оставаясь спокойной и невозмутимой. А так она прямо дымилась от злости.

У Миранды было в запасе несколько матерных выражений специально для данного случая; однако она не хотела вступать с ним в дискуссию, дабы не поощрять его мнения о себе как о борце за права человека, подвергаемого несправедливым нападкам со стороны истеричных эгоистов. Точно так же, как свет – это одновременно волны и частицы, так и человек может быть одновременно правым и неправым; старый холодильник и кенгуру – два в одном.

Откуда берется это навязчивое стремление быть не таким, как все, желание выделяться из общей массы? Миранда всегда недолюбливала репортеров, но в основном из-за их застенчивости, из-за неумения рисковать, а вовсе не потому, что считала профессию журналиста тупой или скучной. Молодящийся дяденька-металлист не хотел, чтобы его принимали за банального работника на окладе. Он полагал себя свободным художником. Творческий человек с богатым воображением, генератор оригинальных идей, а не какой-то конторский служащий, который отвечает на телефон. Лакей Большой Обезьяны, необузданный творец с богатым опять же воображением, играющий с красками, словами или сенсациями, а не потрошитель рыбы, сидящей рядом с другими, ничем не приметными потрошителями рыбы в одинаковой униформе, и делает свою вонючую, безрадостную работу, которая не может быть интересной просто по определению. Работать на Обезьяну – это, конечно, весьма увлекательно, но это еще не значит, что ты чем-то лучше других. Молодящийся дяденька-металлист думает, что искусство можно разбрызгивать, как лосьон после бритья. Старая лодка. Старый баркас.