Иди на Голгофу. Гомо советикус. Распутье. Русская трагедия - [18]

Бывают и смешные случаи. Одна длинноносая женщина попросила помочь ей придумать что-нибудь такое, чтобы нос не казался таким длинным. Я ей сказал, что ее проблема тривиальна: надо ей самой сделать свой нос предметом шуток и подчеркивать его размеры и безобразие. В истории такие прецеденты уже имели место. Она тоже сначала обиделась. Тоже ушла, не заплатив. Но через месяц она разыскала меня и заплатила по-царски. И была счастлива. Я ей посоветовал изучить литературу, касающуюся носа: шутки, анекдоты. Через полгода она успешно вышла замуж. Я был приглашен на свадьбу, потом — на пьянку по поводу рождения сына. Упившийся муж отозвал меня в сторонку и попросил придумать что-нибудь такое, чтобы уменьшить нос его супруге, — за это время он стал еще длиннее и уродливее.

Добро и зло

Один старый забулдыга рассказал мне такой случай. Сталину доложили, что профессор Н. прислал в «Коммунист» статью, в которой оспаривает некоторые утверждения Сталина о языке.

— Товарищ Н. впал в ошибку, — сказал Сталин. — Человек он заслуженный, надо ему по-товарищески помочь преодолеть заблуждение.

— Как конкретно? — спросили Сталина.

— Расстрелять мерзавца, — сказал он. Глаза его в этот момент источали доброту. Сталин понимал соотношение добра и зла. Он был почти что Бог, но не Бог: он был Сатана. Потому он говорил с акцентом. Советский человек охотно причиняет зло ближнему и делает подлости. Но он предварительно убеждает себя в том, что он имеет на это моральное право, что его действия оправданы так или иначе, что они в конце концов суть не зло, а добро. Мне, например, приходилось беседовать с десятками людей, совершавших супружеские измены. Лишь немногие из них делали это без психологического и морального самооправдания. Как правило, они находили причину своего предательства в недостатках супругов, которым изменяли, и рассматривали свое поведение не как предательство, а как некий выход из создавшегося положения, как стремление преодолеть трудности и даже как желание облагодетельствовать тех, кому они изменяли. Почти во всех таких случаях результатом была аналогичная ответная реакция второго из супругов, причем тут моральное оправдание уже не вызывало сомнения. Подлость за подлость, зло за зло! И так устанавливалось некое житейское равновесие, именуемое добром. Совершенно аналогичные случаи я видел в служебных отношениях людей, в творчестве, в «светской» жизни. Зло за зло — вот практически действующий принцип нашего жития.

Бог уже не в силах противостоять ему. Что я делаю, если люди хотят делать зло? Такие люди ко мне не приходят. Тот, кто хочет делать зло, в советах не нуждается. Он и без советов сам хорошо знает, как это делать. Кроме того, я не учу ни добру, ни злу. Я учу тому, как жить в таком разрезе бытия, в котором теряют смысл понятия добра и зла. Вот против меня за столиком в дешевом кафе сидит почтенный отец семейства. На ресторан у него денег нет. Да и на эту беседу он, я чувствую, экономил за счет желудка. У него сын кончает школу. Парень способный, но далеко не гений. Особых склонностей ни к чему нет. Хороший комсомолец, но не активист. На карьеру ни желания особого, ни энергии не имеет. Как быть? Отцу, естественно, хочется, чтобы сын хорошо устроился в жизни. Чтобы не был рабочим или мелким служащим. Но не хочется, чтобы сын становился обычным хапугой, горлопаном, холуем и все такое прочее. Как быть? Где тут добро и где тут зло? Простая жизненная проблема. Я уж не говорю о таких проблемах, как улучшение фигуры, похудение, «накачивание» мускулов, сохранение половых потенций до крайней старости, преодоление бессонницы, преодоление страха смерти… Где тут зло и где добро? А вот вам другой случай. Лучший ресторан города. На столе — лучшие вина и лучшие закуски. Два официанта почтительно изогнулись перед нами. Мой собеседник на сей раз профессиональный грабитель, вор, мошенник. Он не спрашивает меня о том, как убивать, не оставляя следов, как воровать и мошенничать, оставаясь неуловимым для правосудия. В этих делах он сам выдающийся специалист, профессор, академик. Его интересует другое. В последнее время у него стали появляться признаки страха, нерешительности, сомнений и прочих нежелательных в его деле состояний. Как их преодолеть или хотя бы ослабить? Что должен делать я? Отказать ему в моих советах? Это не соответствует моим принципам: то, чему я учу, не зависит от того, кого я этому учу. Кроме того, этот человек есть злодей с юридической точки зрения, а я на себя брать функции официального судьи не хочу. Для меня он просто человек, нуждающийся в моей помощи. «Если бы Вы знали (он обращается ко мне на „Вы“ в отличие от многих добропорядочных людей), с какой мразью мне приходится иметь дело, — говорит он, — Вы бы сочли меня самым благородным человеком в этом гнусном обществе». Если этот человек снимет хотя бы половину драгоценностей с той толстой бабы, которая требовала оторвать ее от пола, не прикасаясь к ней руками, сделает он доброе или злое дело? Судить об этом есть функция суда мирского, а не божьего.

В одном, несомненно, даю я поруку,