Иди на Голгофу. Гомо советикус. Распутье. Русская трагедия - [16]

Я и Антипод

Как мужу суждена жена,

Так Богу нужен Сатана.

Муж, бросивший жену, уже не муж.

Бог, одолевший Сатану, низложен этим уж.

Самое большое искушение для меня, однако, есть порождение Сатаны — идеология. В меня она врывается в лице Антипода.

— Ты упомянул о современной культуре, — говорит он. — А что это такое? Наука? Техника? Медицина? Гигиена? Искусство? Литература? Что?! Ты претендуешь быть на вершине ее. В какой мере обоснована твоя претензия? Насколько мне известно, ты не преуспел ни в одной сфере современной культуры…

— В одной я все-таки преуспел. Это — та сфера культуры, в которой я действую, — духовная культура.

— Допустим. Но эта сфера культуры еще должна только быть развита на основе чего-то другого, а именно того, в чем ты не преуспел.

— Чтобы создавать духовную культуру на уровне современной «мирской» (скажем так) культуры, не обязательно быть выдающимся ученым, писателем, художником, артистом… Достаточно быть среднетипичным представителем своего общества, так или иначе впитавшим в себя идеи и результаты культуры своего времени, ее дух. Духовная культура и есть в некотором роде ее квинтэссенция, нечто разлитое в обществе и определяющее тип менталитета и эмоциональности человека нашего времени. Христос ведь тоже не был всезнайкой и всеумельцем.

— Но в таком случае надо создавать идеологию, а не религию, т. е. нечто антирелигиозное. Тем более ты — атеист.

— А что такое идеология?

— Идеология есть учение о мире, об обществе, о человеке и о познании, опирающееся на достижения науки и техники. Задача идеологии — сделать сознание людей адекватным условиям их существования.

— Зачем?

— В интересах целостности общества и в интересах самого человека как частички единого целого.

— А ты уверен, что превращение человека в частичку целого не наносит ущерба человеку как суверенной личности? Дает ли идеология защиту человеку от его полного поглощения целым?

— Нет, конечно. Но для этого есть неписаная, практическая идеология. Вот некоторые ее принципы. Человек есть ничтожная тварь. Возьми от жизни все, что можешь. Не пойман — не вор. Работа дураков любит. Не важно, кто ты есть, важно, кем ты слывешь… Хватит?

— Хватит. Но ведь эти же принципы другие обратят на тебя.

— Выживает сильнейший.

— Если бы сильнейший! Выживает наиболее живучий, низводя качество жизни до уровня ничтожности.

— А что предлагаешь ты?

— Возвысить качество жизни до уровня Бога.

— То есть манию величия?

— Пусть так. Но это все равно лучше, чем мания ничтожности.

Второй источник

Чтоб путь к успеху не был долог

И чтобы был он не тернист,

Тебе поможет идеолог,

Все объяснивший ленинист.

Вот в таком духе мы препираемся иногда часами. И в этом смысле идеология есть второй источник и соответственно вторая часть иванианства. В свое время сталинизм и гитлеризм уподоблялись друг другу, будучи врагами. Будучи врагом идеологии, иванианство невольно уподобляется ей хотя бы уже тем, что включает в себя проблематику идеологии и дает ей свое решение. Современная религия может развиться в нечто значительное лишь как антипод и конкурент современной идеологии, причем — самым лучшим ее текстам.

— Вот тебе пример преимущества идеологии, — говорит Антипод. — Идеология ставит вопрос: «Что есть истина?» и дает ему развернутый ответ. А религия? Этот вопрос перед ней был поставлен извне. И он остался без ответа. Не так ли?

— Так, — говорю я. — Но проблема истины не есть проблема религии. Проблема религии есть вера.

Что есть истина

Христос не ответил на вопрос Понтия Пилата «Что есть истина?». Вернее, он решил проблему, уклонившись от ответа на вопрос: проблема истины и лжи вообще не есть проблема религии. Любой ответ Христа означал бы нарушение существа религии.

— Что есть истина и ложь? — говорит мой собеседник. — Жизнь прожил. Умирать пора, а не знаю. В начале войны был я курсантом военного училища. Немцы дошли до Сталинграда. Положение критическое. В училище поступил приказ: отчислить четыреста курсантов в пехоту, под Сталинград. Я попал в число отчисленных. На подготовку к участию в боях нам дали всего месяц. Как мы готовились — смех. Впрочем, от нас другого и не требовалось. Когда нас бросили в бой, наша задача свелась к тому, чтобы бежать, падать, мерзнуть и быть убитыми. Можешь вообразить такое: мы наносили удар по противнику тем, что давали возможность убить себя. И что самое удивительное — мы победили. Но дело не в этом. Наша подготовка сводилась к тому, что мы спали, добывали самыми немыслимыми способами добавку к жалкой еде и по очереди ходили к одной девчонке в хутор километров за пятнадцать. Девчонка молоденькая, но видавшая виды. Видать, не один полк пропустила через себя. И страшненькая к тому же. Но что поделать?! Нам было не до принцесс. Скоро в бой. Наверняка убьют. Обидно умирать, не попробовав бабу. Мы ей, конечно, кое-что носили — кто что мог — еду, обмундирование. Посуду воровали в столовой; и был в нашем взводе парнишка. Интеллигентный, начитанный, даже утонченный. Мы его Аристократом звали. Красавец. Он осуждал наше скотское (как он утверждал) поведение. Сам же он нашел себе где-то девчонку, к которой питал самые что ни на есть чистые чувства. Уходил он к ней после отбоя и приходил под утро. Приходил грязный и измученный: дорога и днем-то была хуже не придумаешь, а ночью… Из лужи в лужу… Как он нам описывал свою красотку! Принцесса! Сначала мы не верили, смеялись. Но он так убедительно говорил о ней, что мы вольно-невольно поверили. И стали ему завидовать. И убогими стали казаться нам наши походы к страшненькой потаскушке. Мы уговаривали его, чтобы он «трахнул» ее и потом с нами поделился. Он возмущался, говорил о чистой и непорочной любви. Стихи сочинял. Неплохие, между прочим. Мы переписывали — заучивали наизусть. Аристократ сказал нам, что его Принцесса поклялась ему в вечной любви и верности, а он, если останется жив, вернется к ней и женится на ней. Промчался месяц. Мы приготовились к отправке на фронт. И Принцесса сама пришла проводить нашего Аристократа. Мы, естественно, все бросились взглянуть на нее, игнорируя крики командиров. Прибежали мы туда, где Аристократ прощался со своей Принцессой и… остолбенели от изумления. Это была она — наша страшненькая потаскушка. Можешь представить себе, как мы хохотали, когда прошло первое изумление! Хохотали до слез, до коликов в животе. Падали на землю, корчась от хохота. Но надо было видеть их самих — Аристократа и его Принцессу! До смерти не забуду эту картину. Они не подали друг другу руки, не взглянули друг на друга, разошлись, не промолвив ни слова. Но лица! Лица! Надо было видеть их лица. Глаза! И это — любовь? Чистая и непорочная любовь? Где она, эта «чистая и непорочная», скажи мне? Я понимаю, что мы были последними сволочами. Но почему они разошлись так? Если была любовь (была же она!), куда она девалась? Куда? И почему в жизни все происходит так грязно и подло? Ответь, почему? Мне эта проблема с тех пор покоя не дает. Жизнь прожил, а так ни разу и не видал ничего такого «чистого и непорочного». Почему? Отвечай! Что есть истина?