Идет охота на волков… - [9]

Вот это му́ка, — плюй на них! — они ж ведь, суки, буйные:

Всё норовят меня лизнуть, — ей-Богу, нету сил!

Вчера в палате номер семь один свихнулся насовсем —

Кричал: «Даешь Америку!» — и санитаров бил.

Я не желаю славы, и пока я в полном здравии —

Рассудок не померк еще, но это впереди, —

Вот главврачиха — женщина — пусть тихо, но помешана, —

Я говорю: «Сойду с ума!» — она мне: «Подожди!»

Я жду, но чувствую — уже хожу по лезвию ноже:

Забыл алфа́вит, падежей припомнил только два…

И я прошу моих друзья, чтоб кто бы их бы ни был я,

Забрать его, ему, меня отсюдова!

Зима 1965/66

Про черта

У меня запой от одиночества —

По ночам я слышу голоса…

Слышу — вдруг зовут меня по отчеству, —

Глянул — черт, — вот это чудеса!

Черт мне корчил рожи и моргал, —

А я ему тихонечко сказал:

«Я, брат, коньяком напился вот уж как!

Ну, ты, наверно, пьешь денатурат…

Слушай, черт-чертяка-чертик-чертушка,

Сядь со мной — я очень буду рад…

Да неужели, черт возьми, ты трус?!

Слезь с плеча, а то перекрещусь!»

Черт сказал, что он знаком с Борисовым —

Это наш запойный управдом, —

Черт за обе щеки хлеб уписывал,

Брезговать не стал и коньяком.

Кончился коньяк — не пропадем, —

Съездим к трем вокзалам и возьмем.

Я уснул, к вокзалам черт мой съездил сам.

Просыпаюсь — снова черт, — боюсь:

Или он по новой мне пригрезился,

Или это я ему кажусь.

Черт ругнулся матом, а потом

Целоваться лез, вилял хвостом.

Насмеялся я над ним до коликов

И спросил: «Как там у вас в аду

Отношенье к нашим алкоголикам —

Говорят, их жарят на спирту?!»

Черт опять ругнулся и сказал:

«И там не тот товарищ правит бал!»

…Все кончилось, светлее стало в комнате, —

Черта я хотел опохмелять.

Но растворился черт как будто в омуте…

Я все жду — когда придет опять…

Я не то чтоб чокнутый какой,

Но лучше — с чертом, чем с самим собой.

Зима 1965/66

Песня о сентиментальном боксере

Удар, удар… Еще удар…

Опять удар — и вот

Борис Буткеев (Краснодар)

Проводит апперкот.

Вот он прижал меня в углу,

Вот я едва ушел…

Вот апперкот — я на полу,

И мне нехорошо!

И думал Буткеев, мне челюсть кроша:

И жить хорошо, и жизнь хороша!

При счете семь я все лежу —

Рыдают землячки.

Встаю, ныряю, ухожу —

И мне идут очки.

Неправда, будто бы к концу

Я силы берегу, —

Бить человека по лицу

Я с детства не могу.

Но думал Буткеев, мне ребра круша:

И жить хорошо, и жизнь хороша!

В трибунах свист, в трибунах вой:

«Ату его, он трус!»

Буткеев лезет в ближний бой —

А я к канатам жмусь.

Но он пролез — он сибиряк,

Настырные они, —

И я сказал ему: «Чудак!

Устал ведь — отдохни!»

Но он не услышал — он думал, дыша,

Что жить хорошо и жизнь хороша!

А он всё бьет — здоровый, черт! —

Я вижу — быть беде.

Ведь бокс не драка — это спорт

Отважных и т. д.

Вот он ударил — раз, два, три —

И… сам лишился сил, —

Мне руку поднял рефери́,

Которой я не бил.

Лежал он и думал, что жизнь хороша.

Кому хороша, а кому — ни шиша!

1966

Песня о конькобежце на короткие дистанции, которого заставили бежать на длинную

Десять тысяч — и всего один забег остался.

В это время наш Бескудников Олег зазнался:

Я, говорит, болен, бюллетеню, нету сил — и сгинул.

Вот наш тренер мне тогда и предложил: беги, мол.

Я ж на длинной на дистанции помру — не охну, —

Пробегу, быть может, только первый круг — и сдохну!

Но сурово эдак тренер мне: мол, надо, Федя, —

Главное дело — чтобы воля, говорит, была к победе.

Воля волей, если сил невпроворот, — а я увлекся:

Я на десять тыщ рванул как на пятьсот — и спёкся!

Подвела меня — ведь я предупреждал! — дыхалка:

Пробежал всего два круга — и упал, — а жалко!

И наш тренер, экс— и вице-чемпион ОРУДа,

Не пускать меня велел на стадион — иуда!

Ведь вчера мы только брали с ним с тоски по банке —

А сегодня он кричит: «Меняй коньки на санки!»

Жалко тренера — он тренер неплохой, — ну Бог с ним!

Я ведь нынче занимаюся борьбой и боксом, —

Не имею больше я на счет на свой сомнений:

Все вдруг стали очень вежливы со мной, и — тренер…

1966

«А люди все роптали и роптали…»

А люди всё роптали и роптали,

А люди справедливости хотят:

«Мы в очереди первыми стояли, —

А те, кто сзади нас, уже едят!»

Им объяснили, чтобы не ругаться:

«Мы просим вас, уйдите, дорогие!

Те, кто едят, — ведь это иностранцы,

А вы, прошу прощенья, кто такие?»

Но люди всё роптали и роптали,

Но люди справедливости хотят:

«Мы в очереди первыми стояли, —

А те, кто сзади нас, уже едят!»

Им снова объяснил администратор:

«Я вас прошу, уйдите, дорогие!

Те, кто едят, — ведь это ж делегаты,

А вы, прошу прощенья, кто такие?»

Но люди всё роптали и роптали,

Но люди справедливости хотят:

«Мы в очереди первыми стояли, —

А те, кто сзади нас, уже едят…»

1966

Дела

Дела!

Меня замучили дела — каждый миг, каждый час, каждый день, —

Дотла

Сгорело время, да и я — нет меня, — только тень, только тень!

Ты ждешь…

А может, ждать уже устал — и ушел или спишь, —

Ну что ж, —

Быть может, мысленно со мной говоришь…

Теперь

Ты должен вечер мне один подарить, подарить, —

Поверь,

Мы будем только говорить!

Опять!

Все время новые дела у меня, всё дела и дела…

Догнать,

Или успеть, или найти… Нет, опять не нашла, не нашла!

Беда!

Теперь мне кажется, что мне не успеть за судьбой —

Всегда

Последний в очереди ты, дорогой!

Теперь

Ты должен вечер мне один подарить, подарить, —

Поверь,

Мы будем долго говорить!