Идет охота на "волков" - [63]
Смахнул человечков, как смахивают назойливых мух, взял напиток, сделал глоток и тут же запил холодной водой. Так научила Муратидзе на обеде в честь открытия больничной пристройки. Это вкусно: обжигающий кофе — глоток ледяной воды, обжигающий кофе — глоток ледяной воды.
Что-то не ладится с заводом, на который положила Мурка глаз. Человек, которого она внедрила в заводоуправление, и который претендовал на место директора с его, Козыбаева, подачи — не прошел. Иностранцы не позволили. Хотя — какие там иностранцы! Россияне! Самый крупный пакет акций, хоть и не контрольный. А после того — директор с главным бухгалтером залетели в автомобильную аварию… Далеко не дура, эта Муратидзе. Заводец хоть и низкорентабельный, однако продукцию дает монопольную в Казахстане. Большие потенциальные возможности, большие. Руки надо правильно приложить.
Под столом послышался шорох. Козыбаев нагнулся, и увидел выползающую на коленях обнаженную Мурку. Жгуче-черные слипшиеся волосы раскиданы по спине, по плечам, груди острыми сосками торчали книзу, лицо повернуто на Козыбаева, а из раскрытого накрашенного рта высовывалось яблоко человеческого глаза. С ярко-красных губ стекала струйка крови, в самом глазу тоже были видны порванные кровавые капилляры. Глаз осмотрел кабинет, мебель, дорогую аппаратуру, покосился на Козыбаева, затем Муратидзе захлопнула рот и прокашлялась.
— Простыли, Клеопатра Алексеевна? — участливо спросил аким, допивая кофе. — В кабинете прохладно, кондиционер, а вы раздеты. — Сбросил со стола гномов и поставил чашку. — Оденьтесь, оденьтесь. Неудобно.
Тут в дверь постучали, вошел смутившийся помощник, обнаружив шефа с всклокоченными волосами, с расстегнутой ширинкой, из которой торчал конец белой рубашки.
— Нургали Аширович… Там, этот, редактор…
— Какой редактор? Я не звал…
— Ну, которого избили. Говорит, вы вызывали.
— А-а! Да-да. Сейчас. Пусть войдет.
Козыбаев глянул в зеркало и быстро привел себя в порядок, заправился, причесался. Когда появился газетчик — был в полном ажуре. Пригласил его присесть за длинный боковой стол, сам опустился рядом.
— Как чувствуете себя, господин Курашов?
— Лучше. Спасибо.
— Да. По вашему лицу не сказать, что лучше. Вы хоть запомнили лица этих ублюдков?
— Нет.
— Особые приметы? Ну, хоть что-нибудь?
— Да нет. — развел он руками — Неожиданно произошло. Напали, избили, исчезли.
— Что творится! Как говорят — о времена, о нравы! У вас боевая газета, наверное, успели кому-то насолить. — Козыбаев поднялся и прошелся по кабинету взад, вперед. — Я возьму это дело на контроль. Но и вы тоже, знаете — поосторожней. Считайте, вам сделали предупреждение. Ну, бандитизм, ну бандитизм! Этого я так не оставлю. Конечно, вы поливаете и меня грязью, но пусть на вашей совести все и останется.
— Мы даем объективную информацию, ничего не выдумывая.
— Ладно вам! Вся эта объективность от оппозиционности! Кто этого не понимает? Но я одинаково отношусь ко всем журналистам, и своим, и оппозиционным. По-демократичному.
И опять под столом послышался шорох, оголенная Мурка выглядывала из-под тумбы — два длинных клыка блеснули в солнечном кабинете. Козыбаев испуганно, ногой задвинул её обратно под стол, и щелчком, будто сбивая пылинку, ударил пальцем по ногам зеленому человечку. Колпак от удара подскочил, и он, кувыркаясь, отлетел к другому гномику. Там, потирая ушибленное колено — состроил рожицу и показал городскому голове кулак.
— Извините. — виновато сказал Козыбаев редактору.
— Не за что. — удивился он.
— Наверное, считаете меня странным?
— Почему? Хотя, все люди со странностями. Но вообще — человек вы интересный. Не каждый решится в самолете дать отпор террористам. Это и в правду героическим поступком можно назвать.
— Н-да? Ну и пишите об этом.
— Сколько же об этом писать? — опять удивился Курашов. — Событие перестало быть сенсацией. Полгода вы не сходили со страниц газет.
— Вы пишете только сенсации…
— Специфика нашего цеха. Издержки производства. Но все же не только сенсации нас интересуют. Не обижайтесь, но если акимат нарушает закон «О языках», то, что делать остальным? И так во всем.
— Имеете в виду вывеску на входе?
— Да. Но и не только.
— Заменим мы её, заменим. Раз уж так остро вопрос стоит. А человек вы несговорчивый. С острыми краями, обрезаться можно.
Курашов повел плечом.
— Какой есть.
— Ладно, идите. — холодно скомандовал Козыбаев, и двинул Муратидзе под живот. — Сделайте выводы. Расследование я возьму на себя.
Редактор удалился озадаченный и неудовлетворенный. Козыбаев потер лоб и спросил у гномов, ведя носом:
— Откуда омерзительный дух? Журналюга воняет, что ли?
Мурка выползла на середину кабинета, на центр захоженного цветастого ковра — вся посиневшая, как мертвец, изо рта, распахнутого буквой «о» — на Козыбаева выпучился окровавленный человечий глаз. Хрипло спросила, заложив глаз за щеку и потому шепелявя:
— Упрямый? Упрямый он! Кончать его! Самое вкусное — рыбьи пузыри и человечьи глаза!
Козыбаев потянулся за рулончиком свернутых газет, чтобы прихлопнуть расшалившихся гномов, которые, подняв шариковую ручку, с трудом выводили на акиматовском номерном бланке распоряжение акима:
Главная героиня книги молодая и амбициозная Жанна, концертный директор новой попсовой московской группы «Мэри». Дебютные выступления этой группы запланированы в одном из самых лучших концертных залов столицы, а по городу уже развешаны яркие баннеры: «Мэри» — скоро все офигеют!» И незадолго до концерта одну из участниц коллектива находят мертвой на крыше многоэтажки со всеми соответствующими ритуальному убийству атрибутами: дьявольской пентаграммой и странной запиской, текстом из Откровения Иоанна Богослова: «И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри…». За первым убийством следует второе, третье, четвертое… И ни у кого уже не остается сомнений, что в столице орудует новый серийный маньяк убийца, последователь одного из древних, поклоняющихся дьявольским силам, культов. И Жанна еще не знает, что во всей этой жуткой истории ей уготована совершенно особенная роль.
В 1987 году в результате перестроечного бардака на одном из стратегических аэродромов на территории Украины закопана неучтенная атомная бомба, которую считают потерянной. Наше время. Бывший штурман стратегической авиации по пьянке проговаривается про "неучтенку" не тому собеседнику. Информация немедленно распространяется в мире плаща и кинжала, бомбу для своих целей хотят использовать спецслужбы, политики и террористы... На пути у врагов становятся отставной украинский офицер и молодой агент ЦРУ, считающий себя героем романов Тома Клэнси.
История одного из самых жутких – и самых странных – серийных убийц XX века. Еще до ареста пресса прозвала его «Зверем из Биркеншоу». Питер Мануэль был обвинен в убийстве по крайней мере семи человек (вероятно, их было гораздо больше). Он стал одним из трех последних преступников в Шотландии, казненных через повешение.…Уильям Уотт, обвиняемый в убийстве всей своей семьи, стремится оправдаться – а заодно выяснить, кто же на самом деле сделал это. Только одному человеку известна правда. Его зовут Питер Мануэль, и он заявил, что знает, где находится пистолет, из которого расстреляли жену, дочь и свояченицу Уотта.
Чтобы поправить свои финансовые дела, моряк-любитель решает ограбить магазин мужа своей любовницы («Вальпараисо»). Героям известного автора детективов предстоят жестокие испытания, прежде чем справедливость восторжествует.
Раскрыть преступление — задача непростая, а если в нем замешана женщина, то распутать его чрезвычайно трудно. Таким оказалась история наследницы чудака-миллионера («Серебряный мул»).
Комиссар полиции Ван дер Вальк — человек обстоятельный. Если он берется за дело, от него не ускользнет ни одна, даже самая маленькая, деталь. Благодаря этому качеству он блестяще раскрывает убийство в супермаркете («Опасные красавицы») и выясняет правду о странных событиях в ювелирном магазине («На что способны блондинки»).