Идентификация - [18]

– Ну, это если только мне удастся увидеть твою сестру в бикини.

Брэйди улыбнулся, взглянув в зеркало темными глазами, но не сказал Джеймсу придержать язык. Он не торопясь вел машину, будто в его распоряжении было все время на свете. Я посмотрела на Джеймса, но он только пожал плечами. Помню, я подумала, может, признаться брату в наших отношениях? Мне казалось, он обо всем догадался, но Джеймс считал, что Брэйди просто нервничает перед выпускными.

Нам так и не представилось возможности ему сказать.

Я уже была в купальнике, когда Брэйди подошел на край обрыва и долго глядел на пенившуюся, бурлящую воду. На его губах играла легкая улыбка.

– Здесь же нельзя плавать! – закричал ему Джеймс, разлегшись на полотенце в траве, далеко от берега. – Надо было ехать на обычное место.

Брэйди оглянулся. Солнце бликами играло на черных волосах, бледная кожа казалась желтоватой и блестящей.

– Я не хотел навсегда его испортить, – отозвался он.

Джеймс приподнял брови:

– Что испортить?

– Старое место. Сможете и дальше туда ездить. Глядишь, так ты и научишь Слоун плавать. – Он встретился со мной взглядом и улыбнулся: – Тебя-то она послушает.

Я осеклась:

– Что это ты…

Ледяная болезненная дрожь пробежала по телу. У меня словно пелена с глаз упала. Одновременно я увидела, что Джеймс сорвался с полотенца.

Брат стоял на краю двадцатифутового обрыва. Я в первый раз заметила темные круги под глазами и остекленевший взгляд. Я ни о чем не догадывалась, не замечала явных признаков.

– Берегите друг друга, – шепотом сказал мне Брэйди, будто великую тайну. В следующую секунду он широко раскинул руки и упал со скалы спиной вперед.

Мой крик разорвал воздух. Я оглянулась – Джеймс был еще далеко. Плавать я не умела, но разбежалась и прыгнула с обрыва за братом. Как только я шлепнулась в воду, в нос попала вода, и я подавилась, бешено махая руками. «Брэйди!» – пыталась я кричать, но вода заливала рот.

За спиной послышался новый громкий всплеск. По-моему, Джеймс даже не заметил меня, минуя облако брызг. Он плавал не хуже Брэйди. Я ухватилась за бревно и смотрела.

Течение было стремительным – ноги сносило далеко в сторону. Брэйди неподвижно лежал на воде вниз лицом. Я снова закричала, указывая на него. Вода подхватила тело и ударила о камни раз, другой. Руки Джеймса так и мелькали, но Брэйди отнесло уже далеко.

Я содрогалась от плача, корчась на том бревне. Тело Брэйди ударилось о новую скалу и задержалось; Джеймс успел доплыть. Течением его бросило на камень, он вскрикнул, но все же вытащил Брэйди на берег и начал делать искусственное дыхание.

Он бешено молотил его по груди и старался вдохнуть воздух в легкие. Но я видела, что у Брэйди сломана шея – голова неестественно свесилась в сторону, глаза смотрели в никуда.

Мой брат, мой лучший друг, был мертв.

Помню спасительное онемение чувств. Джеймс плакал и звал на помощь. Поднявшись на ноги, он прикрыл глаза ладонью, ища меня. И тогда я отпустила бревно и позволила увлечь себя ледяной воде.

Я хотела утонуть – это оказалось вовсе не так уж сложно. Сильное течение не давало всплыть, и я надеялась потерять сознание, чтобы не видеть все время последний взгляд моего мертвого брата. Знала, что не выдержу дальнейшее, – не смогу взглянуть в глаза родителям, не смогу жить без Брэйди.

Но Джеймс подхватил меня согнутой рукой под шею, вытащил на берег и уложил на спину. Я кашляла, меня даже рвало. Уши залило водой, но я видела над собой Джеймса, бившего меня по щекам, чтобы я не отключалась. Когда я наконец открыла глаза, он побежал к полотенцу, где остался телефон.

Джеймс спас меня, но Брэйди спасти не смог. Его бы никто не спас. Нам оставалось выполнить последнюю волю брата – беречь друг друга. Иногда чувство вины нестерпимо давило на нас, выживших, но мы хранили это в тайне. Ведь у нас остались только мы.

В понедельник утром я приехала пораньше. Я держала рубашку, а Джеймс медленно продевал забинтованную руку в рукав. Обычно в наших отношениях константой был он, но теперь в нем что-то сломалось, поддалось болезни. И, как в тот день на реке, мне хотелось опустить руки и отдаться потоку.

– Я принесла «Поп-тартс», – сказала я, расчесывая ему волосы на пробор. Джеймс смотрел в окно.

– Когда похороны? – едва слышно спросил он.

Горло перехватило. Уходя в субботу, я затолкала эмоции поглубже, действуя как автомат, делая все необходимое, чтобы мы остались живы – и вместе. Дома родители сказали, что звонила мать Миллера.

– Похорон устраивать не будут, – ответила я. – В Программе сочли, что это может спровоцировать всплеск самоубийств, поэтому проводить Миллера позволили только матери.

Мне вдруг отчетливо вспомнилось улыбающееся лицо Миллера, но я справилась с собой. Сейчас не время предаваться скорби.

Джеймс сжал губы. Его глаза повлажнели.

– Это моя вина, – сказал он. – Я опоздал, как с Брэйди. Нельзя было оставлять его одного.

Я обняла Джеймса.

– Миллер был нездоров. Мы ничего не могли сделать.

Он повернулся ко мне, не размыкая моих объятий.

– А Брэйди? Я был там и не смог его спасти.

Сердце у меня заныло, но я не могла позволить себе думать о Брэйди – предстояло ехать в школу.