Идем на восток! - [3]

То есть начинается все то же «Дай миллион!» в адрес Москвы. Уже с упором на то, что, дескать, хан теперь законный, так что и поступать надо по закону. На что Дмитрий, в принципе, даже не возражает. Но дьявол, как всегда, в нюансах. Москва соглашается на выплаты «как при Амурате». Это справедливо, на то и ярлык имеется. Тохтамыш же, который в долгах как в шелках, стоит на том, что после Бердибека законных ханов не было, а все его предшественники – либо узурпаторы и цареубийцы, либо вообще не Чингизиды, а значит, воры и самозванцы. И раз такое дело, то москвичи сами виноваты, что платили непонятно кому, а сейчас должны уплатить дань за 18 лет, без всяких ссылок на каких-то мутных «амуратов». Можно в рассрочку. Но недолгую. И с процентами. О чем Москва, в свою очередь, не желает и слышать, ибо – с какой стати? По факту это уже отношения не вассала с сеньором, а бизнесмена с рэкетиром, когда проще от «зверька» откупиться, но только «по понятиям», а не как в последнее десятилетие прошлого века. При этом ссылки на то, что «хан законный», никакой роли не играют. По сути, вплоть до 1381 года Тохтамыш для Москвы был никем и звали его никак. Москвичам не было дела до молодого оглана из заяицких степей, не имевшего ничего, кроме огромных амбиций, крохотной кучки нукеров и права на белую кошму. Даже после 1377 года, когда Тохтамыш с помощью Тимура занял Сыгнак, передушил конкурентов и стал легитимным правителем Белой Орды, ситуация никак не изменилась, поскольку все обязательства, которые были у Москвы, относились исключительно к Орде Синей. То есть, к Сараю. А там, пусть и под фактическим контролем Мамая, правили полноценные Чингизиды. Иными словами, реальные основания предъявлять Дмитрию претензии у Тохтамыша появились лишь весной 1381 года, после полного поражения Мамая, исчезновения «его» хана Араб-Шаха и воссоединения Орды. Будь предположения о «покорном исполнении приказа» хоть как-то похожи на истину, логично было сразу после победы над узурпатором ждать исполнения Москвой ханских требований и, как полагалось, визита князя в Сарай с личными изъявлениями покорности и за заслуженной наградой. Чего не было и в помине.

Тохтамыш, однако, зверел от безденежья. Он буквально клевал по зернышку, дойдя до торговли липовыми бумажками вроде ярлыка на Великое Княжение, выданного нижегородским князьям, хотя заплатить эти бедолаги могли сущие гроши (основную часть налогов в их вотчинах собирала Москва). К осени хан, уже окончательно, судя по всему, поехав мозгами, совершил то, что ни до него, даже во времена «великой замятни», ни после не делал никто: приказал перехватывать и грабить русские караваны. Причем не только тайно, в степи, где они были защищены степным торговым правом и Ясой, но и официально, на сарайской ярмарке, где они были защищены шариатом. Товары и деньги изымались, купцов бросали в зиндан на предмет выкупа. По сути, хан рубил последний сук, на котором сидел, – «волжский» путь транзитной торговли. Это было чистое безумие. Но Тохтамыш, как известно, при всей своей бешеной воле, энергии и амбициях был не стратегом, а еле-еле тактиком, причем очень хреновым. Главным для него было не то, что будет завтра, а то, что большой единовременный доход, полученный с этой уголовщины, позволил заткнуть самые зияющие, первоочередные дыры. Но теперь никаких вариантов, кроме похода на Москву, у хана вообще не оставалось.

Эксцесс 1382 года уникально своеобразен. В принципе, не случись по ходу дела падения Кремля, это мероприятие осталось бы в памяти потомков всего лишь крупным набегом по принципу «хватай и беги». Походом, более того, СОБЫТИЕМ, оно стало исключительно в связи с падением и сожжением Кремля. Этот инцидент был столь громок и неприятен, что московской пропаганде пришлось задним числом валить вину на кого угодно. Досталось и вечно во всем виноватому Олегу Рязанскому, якобы «показавшему Тохтамышу броды на Оке» (словно татары, уже полтора века грабившие рубежи Рязанщины, не знали этих бродов). Огребли свое и нижегородские князья, опять же якобы обманувшие москвичей (хотя говорили они чистую правду: они и в самом деле пришли править, имели ярлык и никак не подозревали, что случится на самом деле). Но на самом деле Москва, конечно, понимала неизбежность появления Тохтамыша и готовилась. Только готовилась она по-крупному, исходя из того, что хан, как всегда бывало, прежде всего ударит в направлении Владимира, чтобы провести инаугурацию своих новых фаворитов. Именно там, к северу от Москвы, были расположены войска, предназначенные встретить неприятеля, и именно туда направился Дмитрий, когда – неожиданно – Тохтамыш повернул на Москву. Была ли допущена ошибка? Вряд ли. Москвичи закладывались на политический подтекст ордынского похода, и никто не мог даже допустить, что истинной целью хана будет вульгарная, не слишком скрываемая уголовщина – грабеж с отчетливой линией на уход от крупных сражений с русскими ратями. Собственно, и падение московской крепости было казусом, который невозможно было просчитать, итогом не слабости стен или гарнизона, а паники в городе, тупости коменданта и (главное) предательства митрополита Киприана, на которого Дмтрий фактически оставил город, никак не предполагая, что у митрополита попросту сдадут нервы. Позже владыка, струсивший и бросивший паству, так и не решился вернуться в Москву, исполняя обязанности издалека.