Идем на восток! - [21]

Менее всего хотелось бы исследовать драку пауков в банке, описывая перипетии «тихого» изнасилования персами Дагестана. Достаточно сказать, что полилось много крови. Как и в Грузии, где, осознав, что меч навис не только над государственностью, но и над верой, князья, временно забыв об играх, оказали Аббасу достаточно мощное, хотя и безуспешное сопротивление. Все попытки подросшего царя Теймураза Кахетинского добиться хоть какого-то объединения княжеств Кавказа, не обращаясь за помощью к Турции, дабы лекарство не оказалось страшнее болезни, проваливались одна за другой. Время от времени, когда кровопролитие становилось совсем уж неприличным, терские воеводы, имевшие приказ царя «в последнем случае именем Господа нашего сирых защищать», посылали войска, кое-как наводившие порядок и тотчас уходившие восвояси, а 12 апреля 1618 года князь Казы Ханмурза от имени шамхала Андия вновь подтвердил верность Шамхалата «государю нашему царю». Пять лет спустя клятва была подтверждена его наследником, шамхалом Ильдаром, первым из горских владетелей, получившим из Москвы жалованную грамоту на шамхальство с «большой государственной печатью» с условием не беспокоить Кахети и в течение всего срока правления, несмотря на недовольство подданных, слово державшим. А в 1643-м, после смерти Ильдара, убийства его сына Айдемира и начала нового тура персидско-турецких войн, на сей раз, поскольку великого Аббаса уже не было на свете, пошедшего далеко не в пользу Ирана, сход дагестанской знати направил в Москву грамоту с требованием «о нас забыти, отныне к нам дела не имети, что твоего государева величества веление грузин не утеснять нам, храбрым людям, в обузу и ущемление». В сущности, с этого момента говорить в Дагестане лет на 150 стало не с кем. Шамхалат практически перестал существовать, а серьезно отреагировать на мольбы Теймураза, проигравшего все и бежавшего в Москву, русское правительство уже не имело возможности. Не то чтобы веры тамошним клятвам уже не было, Кремль долго обиды не таил, но слишком уж горячая каша заваривалась на куда более приоритетных европейских фронтах.

Глава VI. Волкоголовые

Вольные стрелки Урала

В точности ответить на вопрос, кто такие башкиры, не рискнут, пожалуй и уфимские историки. Ясно лишь, что на костяк из угорских аборигенов Урала век за веком, начиная в времен неведомых, накладывались осколки всех племен и народов, шедших на запад с востока, по тем или иным причинам отставшие от своих и после неизбежных битв за место под солнцем нашедшие это место среди чужих, с годами ставших своими. Чтобы выжить и прижиться, нужно было только мужество, мужество и еще раз мужество. Слабые не выдерживали, но слабы были далеко не все. В любом случае, к Х веку, когда великий Ибн Фадлан, проезжая в 921-м через будущий Башкортостан, описал населяющий его народ, «баш-корты» (то ли «волкоглавые» – не этноним, а собирательное наименование, из-за специфических головных уборов или особого боевого клича, а может быть, «вожаки волков», по имени стародавнего хана) уже были многочисленным и сильным племенем. Вернее, союзом племен (Мин, Бурзян, Кыпчак, Юрматы и так далее) разнообразного происхождения, говорящих на странной смеси угро-тюрских языков и, в свою очередь, разделенных на кланы, кочевавшие по обе стороны Среднего и Южного Урала от слияния Волги с Камой аж до Тобола. Обильные пастбищами, а значит, и скотом, «волкоголовые» кормились также всеми видами охоты, рыболовством и сбором дикого лесного меда.

А еще они, великолепные наездники и лучники, воевали. Много и очень удачно. Походы, устраиваемые ими, запоминались соседям надолго. И не соседям тоже, поскольку особым геройством считалось сходить за добычей куда подальше, в идеале – к предгорьям Северного Кавказа или к Каспию (хотя такие подвиги случались нечасто, а случившись, мгновенно заносились в шегерэ – устные летописи). Дома, правда, жили мирно: традиция кровной мести было очень жестка и рисковать никто не хотел, так что споры решались судом бия-старейшины. Или, в крайнем случае, народным собранием, игравшим немалую роль даже к XIII веку, когда военная демократия уже достаточно разложилась, но все же не настолько, чтобы сильные всерьез обижали слабых, и «батыр» (сильный и справедливый воин), будь он даже простым пастухом, мог при необходимости собрать ватагу больше любого бия – причем, в отличие от бия, не только из «своих». Единственными, кого башкиры не трогали, были булгары, от которых в земли язычников еще со времен Ибн Халдуна начал проникать ислам. Надо сказать, проникать по-доброму: булгарские проповедники годами жили среди башкир, учили, лечили и со временем стали людьми весьма уважаемыми, к советам которых полагалось прислушиваться. Неудивительно, что Булгар, на базарах которого башкирам полагались скидки, – опять же, со временем, – сделался чем-то вроде столицы, владыке которой башкиры обязались за хорошее отношение помогать военной силой (вскоре ставшей ударными частями бургарских войск) и не обижать его данников.

В здравом уме и твердой памяти

Явление Чингизидов, потряся и разрушив полмира, на башкирах отразилось не очень. Великий Булгар пал, но его место занял еще более великий Сарай – только и всего. Правда, теперь (куда ж деваться) пришлось платить ясак, – мехами, медом и лошадьми, – чего при булгарах в заводе не было, но даже это не особо напрягало: по достоинству оценив боевые характеристики «волкоголовых», Орда всячески поощряла поступление башкирских стрелков на ханскую службу, давая им возможность и лихость проявить, и добычей разжиться. Самым же достойным даровалось звание «тархана», автоматически возносящее владельца в элиту родовой знати, поскольку герой переставал платить ясак, а вместе с ним от уплаты налогов освобождался и весь клан. В общем, для башкир Золотая Орда злой мачехой не была, а после ее падения, когда мелкие ханства попытались объявить себя «владыками жизни и смерти», попытка сорвалась. Против службы на старых условиях «волкоголовые» ничего не имели, а вот за нахальство наказывали жестко: в случае малейшего насилия батыры собирали ватаги и, как сказано в тюрэнче «Кузы-Курпяч», – «приводили безумных в ум». В итоге новым как бы хозяевам – ханам Казани, Сибири и Ногайской Орде – башкиры не платили даже ясака, ограничивая службу (если ханы хорошо себя вели) поставкой конных стрелков. Одна беда: новые ханства постоянно враждовали, в связи с чем, впервые в своей истории, башкирским воинам, мобилизованным под разные стяги, пришлось воевать друг с другом, разоряя кочевья друзей и родственников, – что, разумеется, изрядно напрягало.