Идеи в масках - [43]

Борис Борисович, ты умираешь, понял? Что это лампа так мигает и колеблется? Дует в окно? (Встает, идет к окну, вновь становится на табуретку). Что это? Какое-то мутное пятно?… Приближается… Странно. Это летит человеческая фигура. Да, да, белая женщина летит… Да — да, как жена Бланки прилетала к нему в тюрьму… Это немножко страшно. Галлюцинация (Соскакивает). Удивительно… а у меня руки онемели. Холодно что ли? Прилягу. Закроюсь (Ложится). Белая женщина летит, наверно, ко мне. Может быть, это смерть? Не позвонить ли? (Смотрит на окно). Вот она; я так и знал.

В черное окно смотрит беломраморная голова женщины в странной повязке, напоминающей египетский головной убор.

Груздев. Смерть. Что же, войди… Войди… Боря тут.

Стена раздвигается, и белая женщина входит. Она останавливается на черном фоне, как бы в бреши стены.

Груздев. Ты… Смерть?

Бел. Жен. Ты знал надежду.

Груздев. Ты — Надежда?

Бел. Жен.кивает головой.

Груздев. Я думал, ты — смерть…

Бел. Жен. Я — воскресенье.

Груздев. Ты… Хорошая… На твоем белом лице такие хорошие глаза. Я никогда не видывал таких хороших глаз. Может быть, ты ангел Левкос, который радовался моему счастью?

Бел. Жен. Нет.

Груздев. У тебя глаза как у мадонны… Ты величественна и прекрасна. Ты чуть похожа на мою маму… На мою сестренку Машу. Ты галлюцинация моя… Или лжет школьная премудрость? Или глаза умирающего видят миры иные? Знаешь? Я не боюсь тебя. Я не одинок с тобой. Мне хочется говорить с тобой как с живым существом. Хорошо, если бы ты села на табуретку и была не так бела. Теплая ли ты? Я хотел бы, чтобы ты была теплая (Пауза). Ангел, ты видишь, как я несчастен? — Я, наверное, умираю, и мне вовсе не верится в бессмертие души. Кто-то мне говорил: мозг и сердце — немножко земли. Это страшно. Хочется жить. Знаешь ли ты что-нибудь о смерти? Немножко земли, да?

Бел. Жен. Великая мать земля рождает и вновь берет, и вновь рождает. Я говорю тебе, ты тоже семя, — взойдут чудесные цветы… Ты стал одним из братьев будущего, из самоотвергающихся ради грядущего. Ты воскреснешь. Разве в тебе нет радости, когда ты вспоминаешь, что ты сделал? Ты молча принят в братство благородных, которым не жаль себя. Боря, Боря, не жалей себя, не жалей себя до конца.

Груздев. Ангел… жалко себя. Я никогда не поступил бы иначе, но себя мне жаль: жизнь одна у человека.

Бел. Жен. Неправда. Прильни к великому роду. В минуту переживи будущее: оно прекрасно, и вся дорога к нему, сияющему будущему, трагически сверкает, убранная рубинами вашей крови, собственной крови, пролитой сознательно. Иди сюда, смотри.

Груздев подымается с койки и подходит к фантастической бреши в стене; он слаб и садится на табурет. Белая Женщина одной рукой обнимает ею плечи, другую протягивает в темноту: черный фон зажигается с блеском.

Бел. Жен.

Ты видишь — радостию полный

Необозримый вечный сад,

Каналов темно-синих волны,

Вершины мраморных палат?

Ты видишь этот храм высокий,

Кровавой башни стройный шпиль?

Ты слышишь перезвон далекий,

Поющий про седую быль?

Все стало ближе: перед нами

Громада лестницы, по ней

Толпами, мощными толпами

Восходят тысячи людей.

Какие лица! Гордо, чисто

Глаза сияют, по плечам

Волною пышно золотистой

Струятся кудри. В красный храм

Они идут легки и стройны:

Под легкой тканью черных тог

Их стан торжественно спокойный

Восхитить Фидия бы мог.

Тут все — Дианы и Венеры,

Все Аполлоны, — гибких рук

Сплелись объятья… Полный веры

Зови, художник: «Здравствуй внук!»

Но слышишь, ввстречу им несется

Хорал трепещущей волной,

Все громче трубы. Сердце бьется

Любовью, счастьем и тоской!

И все поют, и лица строги,

И строен многогласный хор…

О, слушай, — в честь вам внуки — боги

Свершают мессу! А собор

Сияет красными огнями,

Гремит, как бы один орган,

Поет, поет колоколами

Злато — багровый великан.

В могилах кровавых герои лежат,

Купившие нашу победу, —

Греми же псалом благодарных внучат

Себя не жалевшему деду.

Клянемся вперед мы идти и вперед

Нести ваше пламя святое:

Покою не знает воинственный род,

Кому так сияет былое.

Мы станем богами, мы мир победим.

Мы с корнем исторгнем страданье,

Погибшую жизнь мы опять воскресим,

Раздвинувши свод мирозданья.

Мы станем богами, и смерти кониц

Добудем усилием воли,

И мир превратится в нетленный венец

Немеркнущей, божеской доли.

Так спите же, деды, спокойно, но день

Настанет воскреснуть вам скоро.

Тот умер, кто жил для себя: словно тень

Прошел он в пучину былого.

Герой не умрет. Если мы победим

Прекрасного мы не уступим

И смерти сраженье мы снова дадим,

И в тартар мы с факелом вступим!..

Гремит их песня. На мгновенье

Измерь ты будущность людей,

Услышь веков грядущих пенье…

И, милый, — жизни не жалей.

Есть смерть желанней самой жизни:

Когда она служить смогла

Единой дорогой отчизне —

Грядущему — и смерти зла!

Груздев. Мне кажется… что я… что я уже не живу больше. Мать, возьми меня… Ведь мне будет спокойно?

Бел. Жен. Спокойно.

Груздев. Внуки, до свиданья, милые… как жаль… что я… не послужил вам больше, много больше. Простите. До свиданья…

Бел. Жен. Ты — милый сын грядущего.

Груздев. Возьми мою голову на свою грудь… Как мама.

Бел. Жен. Пора спать, мой мальчик. Постелька ждет… Спи, мой светик.

Спи, мой светик, до утра: